К моменту, когда автор описывает читателю расположение артистов внутри вагона-ресторана, наступило вечернее время, поезд был уже далеко от Марселя, проезжая Авиньон. Авиньон был особо любим Пьером Сеньером, так как являлся очень долгое время резиденцией Римских пап, что придавало особый антураж этому небольшому городишке, в котором только папский дворец и представлял единственную весомую достопримечательность. Причем Хозяину дворец настолько понравился, когда тот его посетил, что по итогам визита в город и во дворец, Сеньер написал громадную статью, посвященную периоду пленения Пап, а также более чем на восемь страниц описал, как посещал дворец, какие у него особые черты, какие залы обязательно стоит посетить. Как ни странно, статья имела ошеломляющий успех в обществе. Папа Римский, прочтя статью, прислал ответ Сеньеру, в котором благодарил его за особое почитание истории и культуры, а также за преданность вере и церкви, так как в статье помимо восьми страниц о дворце было еще столько же о вере, в частности, католической вере, как первоисточнике величия цивилизации и той силы, без которой европейское общество никак не могло бы развиваться и неуклонно скатилось в ветхозаветные принципы жизни, с жертвоприношениями и убийствами младенцев. В общем, статья сделала и так чрезвычайно знаменитого антрепренера Сеньера еще и чрезвычайно знаменитым исследователем и литератором, что существенно повысило доходы как лично Сеньера, так и цирка, который стало посещать еще больше людей. Таким образом, совершенно не подозревая, Сеньер достиг сразу двух целей – стал уважаем уже абсолютно во всех слоях общества, и к тому же официально стал миллионером и одним из богатейших жителей Европы. И вот, в очередной раз проезжая Авиньон, поезд, вопреки ожиданиям правительства города, не стал делать в нем остановку. Однако даже вечером толпы людей собрались по бокам от железнодорожного полотна, дабы поприветствовать труппу цирка и лично его владельца Пьера Сеньера. Артисты это заметили и выглядывали в окна, изображая из себя кумиров, что, собственно, не было лишено истинности. На протяжении почти десяти километров, что проезжала «Гора» через Авиньон, толпа стояла и кричала, махала, аплодировала, свистела, кидалась цветами. Машинисты отчаянно свистели, пытаясь разогнать людей, но их разве кто-то слушал. Да и мало ли, по какой причине свистит паровоз. Некоторые вообще были уверены, что это ответная реакция циркачей на радостные вопли народа, и свист этот – звуки благодарности, так как поезд остановить не представлялось возможным, то выбрали такой вариант ответа. Разумеется, это был полный бред. Но в бред этот верили. Артисты же были веселы и рады такому. Те артисты, что находились в вагонах-ресторанах, первыми увидели такую форму приветствия, и не нашлось ни одного из них, кто бы не подлетел к окну, чтобы помахать в ответ.
Как только же Авиньон был преодолен, все вернулись на свои места. Изменилось только то, что артистов стало больше в вагонах-ресторанах, и артисты сами были необычайно веселы. Та же Клэр Марис, до этого занятая своим любимым романом, отвлекшись от выдуманного мира, стала веселей и теперь сидела с постоянной улыбкой, но это время тоже быстро прошло. В вагоне появился Алекс Моррейн. Он давно имел виды на Клэр, однако совершенно не любовные, нет. Виды в данном случае были куда более изощренные, и совершенно не были связаны с последующим нахождением в постели.
Когда Алекс оказался у столика Клэр, та, заметив это, сильно вздохнула и поспешила отвернуться. Но это не помогло, и Моррейн присел напротив.
– Как можно такой красавице сидеть одиноко в такое прекрасное время? – ласково, со свойственным притворством, обратился Моррейн к Клэр, подзывая официанта, – тебе не кажется, что это недопустимо?
Клэр не смотрела на Алекса, вместо этого наблюдая за летящим пейзажем за окном. Зрение у Клэр было самым сильным в цирке, она без затруднений могла разглядывать в темноте разные вещи. И деревья, и поля в темноте французского вечера вызывали у девушки намного больше интереса, чем докучавшие прилипания Моррейна.