— Нет! — в ужасе завопила я. — Не советую! Читайте что-нибудь другое!
Сбитые с толку Бусы протянули мне сдачу, положили книгу в бумажный пакет и сунули туда же закладку.
Петровну, как водится, потянуло в «Старбакс», раз уж мы все равно рядом. Для нее «Старбакс», как она однажды призналась, — воплощение благополучия и стабильности. Уже за одно это она благодарна эмигрировавшим родителям. В киргизской деревушке, откуда они родом, она бы сейчас в лучшем случае хлебала черный чай с маслом у какой-нибудь тетушки.
— Буэ, — скривилась я тогда. — С маслом?
— Ага. Традиция. Ведь у нас там жуть как холодно. А жир согревает.
Но сегодня я хотела побыть наедине с книжкой. Меня не оставляло ощущение, будто она трепыхается в бумажном пакете. Однако Петровна помогла мне в книжном, и я хотела сделать ей что-нибудь приятное взамен. Она очень любит фраппучино, и я решила ее угостить. Для нее фраппучино дороговат.
Мы зашли в «Старбакс», и на сдачу я купила фраппучино, даже на маффин хватило.
— Давай побыстрее, — сказала я. — Я не могу здесь торчать целый день.
— У тебя что, свидание?
— Да. Нет.
— Приходится следить за мамочкой, чтобы она из окна не сиганула?
— Если у вас дома сплошные драмы, не надо всех судить по себе.
— Да что ты так вцепилась в эту книжку? — Петровна предпочла сменить тему. Отпускать шуточки про ее семью имела право только она сама. Зато со всеми остальными семьями, с ее точки зрения, можно не церемониться.
— С этой книжкой что-то не так, — сказала я. Честно говоря, я ее даже чуть-чуть побаивалась. — Может, ты ее прочитаешь и перескажешь мне?..
— Я тебе не нанималась. — Петровна отхлебнула из стакана.
В метро по пути домой я все-таки достала книжку.
В ней не было нормальных глав с названиями, только пронумерованные кусочки текста. Странно как-то! Начиналось все с того, что девочка заходит на кухню, а там стоит ее мать и считает калории. Прям как моя. Когда эта самая мамаша из книжки готовит, она все взвешивает в маленькой мисочке на кухонных весах и, если получается слишком много, ложкой выуживает овсяные хлопья из мисочки и ссыпает обратно в коробку. А потом вбивает количество калорий в приложение на «айфоне». Ну точно как моя.
Я нашла только одно маленькое отличие: мамаша из книжки была блондинка, а моя — брюнетка. Но я все равно так разволновалась, что проворонила свою станцию, и пришлось добрых пятнадцать минут пёхать обратно.
Мать я застала на кухне: она взвешивала овсяные хлопья. Что самое ужасное — она оказалась блондинкой.
— Что это с тобой? — ошарашенно спросила я.
— Сходила в парикмахерскую, — отозвалась мать.
— Да уж вижу…
— Ну, и что скажешь?
— Норм. Хотя седина малость просвечивает.
— Седина? — Она в ужасе ринулась к зеркалу и отошла от него хмурая. — Что у тебя там? Наркотики?
Я спрятала книжку за спиной.
Вернувшись к своим хлопьям, мать принялась выуживать их из миски и ссыпать обратно в коробку.
— Зачем ты это делаешь? — поинтересовалась я. — Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня.
— Как дела в школе? — спросила она, словно не услышала моих слов.
— Мы ходили в библиотеку на чтения.
— Здорово.
Ее все это явно не интересовало.
Я заглянула в холодильник — там обнаружилась плошка с низкокалорийным куриным бульоном. Я покрошила в плошку черствого хлеба и поставила ее в микроволновку. Пока бульон грелся, я снова раскрыла книжку.
Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня, прочла я.
Я захлопнула книжку и бросилась в свою комнату. Бульон так и остался в микроволновке.
Запихнув книжку под подушку, я вытянулась на кровати. Сердце у меня колотилось. Икеевские цветочки, распускающиеся в каждой второй детской, красовались и на моем одеяле. Откуда Лея знает, как выглядит моя комната? Впрочем, объяснение — в самой этой фразе. Так выглядит каждая вторая детская.
Сейчас распадается каждый третий брак, проходили мы по обществознанию. Тут я тоже не исключение. Но в остальном, уж извините, я все-таки уникальна. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Мои мысли — это мои мысли. Моими фразами не разговаривает каждая вторая девица.
Или я обманываю саму себя?
Я очень хотела и в то же время боялась читать дальше.
С утра у меня было чувство, будто по мне оттопталось стадо слонов. Хотя в школу мне надо было только к третьему уроку, я бревном лежала в постели: глаза не открываются, настроение отвратное как никогда. Ночью я то и дело доставала книжку из-под подушки, пробегала один абзац и в бешенстве ее захлопывала. А потом пыталась заснуть. Но либо мне это вовсе не удавалось, либо я забывалась ненадолго — и, проснувшись, снова шарила под подушкой в поисках книжки.