― Прекрати на меня так смотреть, ― не выдержала вдруг Светлана и бросила на него суровый взгляд. Но на него было невозможно сердиться.
― Почему? ― отозвался, улыбаясь, Степка.
― Потому что, ― она замолчала и отвернулась, ― потому что я себя неловко чувствую.
Юноша вышел из-за стола и упал перед охнувшей девушкой на колени.
― Успокойся, все будет хорошо, ведь я люблю тебя, ― говорил он, целуя ее руки, и на душе у обоих становилось легче…»
***
Я допила свой кофе, сполоснула кружку и, зайдя в спальню, уселась на диван. Быстрый взгляд на двухстворчатый шкаф, и снова падение в прошлое...
***
«… ― Ну, вот и все, я закончил, ― с передышками сказал Степан, отходя от шифоньера, ― а ты говорила, не смогу, ― он улыбнулся и придвинулся к Светлане. Поцеловал ее в носик и прижал к себе, после чего опустился на колени и погладил ее животик. ― Кто в теремочке живет, кто в невысоком живет? ― смеясь, произнес он и посмотрел на свою жену…»
***
― М-да, были времена, ― произнесла я вслух и обернулась на звук дверного звонка.
Для меня был большим сюрпризом чей-то визит. Я никого не желала видеть. Но открыть все равно пришлось. На пороге стояла Наталья – моя хорошая знакомая и просто замечательный человек.
― Здравствуй, мой ангел, ― с волнением поздоровалась она, и я ответила на ее приветствие.
Мы обнялись, и я пригласила ее на кухню. Спустя минуту, мы уже сидели за столом и пили чай.
― Ну, рассказывай, ― попросила она, улыбаясь.
― А что рассказывать? ― пожала я плечами. ― Сегодня выходной, весь день могу посвятить только себе одной, ― горькая усмешка на моих губах сказала Наташке намного больше, чем любые мои даже самые красноречивые слова.
― Именно поэтому я здесь, ― вздохнула она, ― не позволю заниматься тебе самоедством.
― Думаю, тебе не стоит тратить на меня время, ― сквозь ком в горле ответила я и вновь окунулась в себя.
***
«… Она кричала и билась в руках Степана. Никакие уговоры не моги утешить ее горя. Да и как можно утешить человека, тем более женщину, испытавшую на себе тяжелую ладонь девушки – палача. Как бы ее не изображали художники, не описывали писатели и не рассказывали о ней страшные истории ночью у костра, суть остается прежней. Смерть, есть смерть, и она лишь следит за равновесием в сложной жизненной системе, всего лишь выполняет свою работу.
Нет таких слов, чтобы выразить чувства матери, потерявшей своего ребенка. Никакие пытки не сравнятся с той болью, что испытывала тогда Светлана.
Маленький гробик опускался все ниже и ниже, погружаясь в сырую землю, и с каждым мгновением лопалась связь между этим днем и дальнейшим будущим молодой семьи.
Слез не было, не было и слов, только крик женщины еще долго носился над кладбищем. И муж, стоявший около могилы, к которой в безмолвном молчании прижалась темная фигура, не в состоянии покинуть сына…»
***
― Сколько ему было бы? ― прервала меня Наталья, за что я была ей крайне благодарна.
Я не хотела признаваться, но мне так тяжело сражаться одной со своей памятью.
― Семь, ― горько улыбнулась я, ― в этом году Славка должен был пойти в школу.
На кухне повисла нехорошая тишина, и молчание превратилось в воспоминание.
***
«… ― Хватит! ― закричал Степан в бешенстве. Он еще никогда так не злился на Светлану, и та замолчала, испугавшись гнева своего мужа, ― хватит, ― еще раз повторил он намного тише и опустился на стул.
Они молчали. Не хотели смотреть друг на друга. И в этом молчании летало так много мыслей, эмоций и всего несказанного. Тишина разрывалась, с треском расходилась по швам от напряженности ситуации. Грусть, тоска, боль – все смешалось в воздухе и давило на плечи двух человек, находившихся в комнате.
Мужчина медленно поднялся, бросил на Светлану уничтожающий взгляд и вышел…»
***
― Свет, ― осторожно начала Наталья, ― я понимаю, что тебе очень трудно, но прошло уже четыре года, ― я подняла на нее глаза, ― и пора строить новую семью. Жизнь продолжается, она не стоит на месте.
― Может, ты и права, ― согласилась я искренне, ― но я не могу, я… я…
Наташа обняла меня, и я заплакала. Как давно я не плакала? Наверное, с сентября прошлого года. Да, скорее всего, именно тогда я последний раз дала волю чувствам. Наверное, это неправильно, и мне давно надо было излить кому-либо душу, вместо того, чтобы закрыться в самой себе и уйти от всего мира. Но уйти оказалось довольно непросто. Люди очень любопытны и, может быть, даже слишком.