Бирн вздохнул и нехотя признался:
– Я дал клятву на крови, что не буду болтать о братстве, как и не буду выяснять их имена.
– Ты знаешь, что перед главой клана любые клятвы не имеют силы. Поэтому, никакие запреты не нарушатся, если ты расскажешь мне о братстве. Мне же надо знать, что творится в нашем клане, причем с непосредственным участием моей наследницы. Хотя, все равно не могу понять, как ты мог дать такую серьезную клятву каким-то юнцам?
– Да сам не знаю, как так прокололся. Хотел дать фальшивое обещание и влезть в доверие, чтобы разогнать тех сопляков, которые вздумали наводить порядок в Дармунде, да еще и Лаки втянули в это тухлое дело. А потом все так завертелось, что стало не до ложных клятв. Там, Галл, все очень серьезно. Братство – не группа малолеток, занимающихся разборками в детской песочнице. В нем царит железная дисциплина и военная иерархия. И Лаки состоит в нем не для украшения компании. В ее руках вся власть, она принимает главное решение, хотя и прислушивается к Анкашекру.
– Анкашекр? Странное сочетание звуков, – задумчиво протянул Галлард, – и что оно означает?
– Да считай, что наш Совет четырех. А для названия они взяли по две буквы из своих имен в братстве – Ангел, Каналья, Шельма и Крыса.
– Интересный подбор имен, – усмехнулся глава клана, – ну, кроме Ангела, разумеется. Здесь все понятно. А остальные кто? Только не надо втирать о клятве. Я же знаю, ты не успокоишься, пока не выведаешь имена всех.
Бирн невольно улыбнулся. Галлард знал его, как самого себя.
– Конечно, интересно, кто есть, кто в братстве. Но это известно только Анкашекру, ведь именно ему каждый член братства дает клятву быть вместе до конца. Затем получает новое имя и надевает маску. Под этими именами все и общаются, но в лицо никто друг друга не знает.
– Надеюсь, тебе дали более благозвучное имя, чем Крыса? – не удержался от подколки Галлард.
– Думаю, что кое-кто из Анкашекра хотел бы называть меня Сволочью или Гнидой, – ухмыльнулся Бирн, – но Лаки благородно дала мне имя Стрелок.
– И чем же ты так насолил Анкашекру? На тренировках у ловцов кому-то из них по шее двинул? Так это же по делу, ты ведь учишь их, как надо выживать. При чем здесь сволочь?
– Да самому любопытно, когда это я наступил на копыто Лосю или на лапу Медведю.
– А это еще кто такие?
– Да это я их так условно называю. Олень – Каналья, Медведь – Шельма, а Лиса – Крыса. Представь, они не только носят маски этих зверей, но и говорят на их языках. За полгода я не услышал от них ни одного человеческого слова. Сначала я даже серьезно думал, что это оборотни, с которыми угораздило связаться Лаки. Потом понял, что нет, они – наши, только явно не из ловцов. Те горазды лишь кулаками махать, а не языки зверей изучать.
– Как интересно, – удивленно протянул Галлард, – из «лесных братьев» что ли? Насколько я помню, за последний десяток лет мы «лесовиков» не обучали, не нашлось таких кандидатов. Скоро совсем разучимся деревья слышать и животных понимать, – удрученно заметил он.
Друиды теряли свою силу. Это всегда огорчало и угнетало главу клана. Но он отогнал невеселые мысли, совсем, как Лаки, встряхнув золотоволосой головой, и вернулся к прерванному разговору.
– Неужели в братстве состоят «лесные братья»? Как-то никого из них не могу представить в роли народных мстителей. Не Коултера же или Мак Гонегелла в самом деле. Хотя, после того, как сам господин Бирн оказался в их рядах, я уже ничему не удивлюсь.
– Да ладно, хватит меня поддевать. Из-за Лаки я и среди оборотней крутился бы. Нет, настоящих «братьев» в братстве нет. Из взрослых нас всего трое, остальные – ученики. Не знаю, кто их научил, но в лесу они ведут себя, как дома. Особенно Медведь. Вот у кого звериное чутье, опасность по запаху различает и сразу дает всем знать. Не раз спасал мою башку, да и шкуру тоже. Там ведь среди всех этих «кабанов, «беркутов», «соколов» и прочей живности, недетские разборки проходят. Все выясняют, кто из них в Дармунде круче, и так колошматят друг друга, что и завалить могут.
– А круче всех твоя банда. Прости, «братство Ангела», – привычно поддел его Галлард.
– Ничего, я не обиделся, и хотел бы называть банду своей, но в нее никого не допускают, – беззлобно ухмыльнулся Бирн и объяснил друг: – Лаки и трое ее друзей называют себя бандой, и крепко стоят друг за друга. Любому глотку перегрызут, кто посмеет обидеть одного из них. И только ради Лаки они обменялись со мной кровной клятвой, хоть их и коробило от этого. Медведь от досады даже плюнул, а Лось чуть копытом мне не заехал.