— Костя?
Это был старый друг Германа. Они ходили вместе в одну школу, а потом учились в одном университете. После трагедии Костя резко прервал общение. На сообщение о произошедшем с Германом несчастье он просто положил трубку. Впрочем, как сделали и другие друзья Германа. Стоило Вере Петровне наткнуться на него, как Костя сразу прятал глаза и пресекал любые попытки поговорить.
Сейчас же он смотрел на Германа во все глаза, точно видел привидение.
— Ты жив? — воскликнул он.
— Как видишь, — буркнул Герман. По выражению его лица стало понятно, что он не хочет говорить с бывшим другом.
Костя не мог скрыть своего удивления.
— Надо же, и говоришь нормально, и не лежишь как овощ…
Он запнулся и покраснел, поняв, какую глупость сказал. Ангелина взглянула на Германа: выражение его лица не изменилось, только губы слегка дрогнули.
— А мы уже решили, что ты… То есть, я хотел сказать, что… — Костя совсем смутился и покраснел еще сильнее.
— Что ж, я рад, что ты жив-здоров. А теперь мне пора.
Герман с трудом развернулся и поехал к подъезду. Ангелина последовала за ним. У подъездной двери она оглянулась. Костя все еще стоял на прежнем месте и растерянно глядел им вслед.
Некоторое время спустя Герман был принят на курс нейрореабилитации, и начался новый период его восстановления — не менее тяжелый и напряженный. Это было место, где он не ощущал себя ненормальным, там все находились в тяжелом положении. Все надо было начинать сначала: учиться стоять, закрывать глаза и не падать, делать первые шаги… Он трудился над выздоровлением почти круглосуточно, стремился скорее встать на ноги. Для него была дорога каждая минута, поэтому он ограничил близких в посещении. А в одну из встреч так прямо и сказал:
— Извини, Лина, мне пора. У меня еще куча дел.
Видимо, она еще не до конца осознавала происходящее, не могла полностью понять чувства Германа, его стремление скорее вернуться в форму. Ей было обидно, что он больше не искал с ней общения и замкнулся в себе. Неужели он смог вот так просто отказаться от ее дружеского участия? Неужели не ценил его?
Он пытался объяснить, что старается ради нее, что она — его стимул, но Ангелина все равно чувствовала обиду и ничего не могла с собой поделать. Возможно, эмоции, которые она сдерживала внутри себя все это время, наконец, выплеснулись наружу.
Последней каплей стала неожиданная встреча с Машей — той самой женщиной, сына которой Герман спас от аварии. Они столкнулись у входа в реабилитационный центр. Ангелина как раз уходила, а Маша только собиралась входить.
— Это вы! Здравствуйте! — воскликнула женщина и улыбнулась.
Ангелина неохотно ответила на приветствие, успев отметить про себя, что Маша довольно-таки милая на вид женщина. Короткие, до плеч, темные волосы гармонировали с тонкими, изогнутыми бровями и угольно-черными глазами. У нее был прямой нос и красивая линия подбородка. Широкая улыбка озаряла ее лицо.
— Какими судьбами? — поинтересовалась Ангелина, хотя смутная догадка уже коснулась ее сердца.
— Я к Герману.
Глаза Ангелины недоуменно округлились:
— К Герману Орлову? — уточнила она.
— Да.
— Не знала, что вы поддерживаете общение…
Ангелине вдруг захотелось наговорить ей кучу колкостей, но она сдержалась.
— Вообще-то, не поддерживаем, — смутилась Маша. — Но мой сын очень хочет познакомиться с ним и поблагодарить. Я хотела спросить у него, уместно ли это… в его положении.
Ангелина окинула любопытным взглядом объемный пакет, который собеседница держала в руках. Затем подняла глаза и отметила про себя, что Маша сделала яркий макияж и хорошую укладку. В воздухе витал приятный аромат жасмина и карамели, исходивший от новой знакомой. Но самым неприятным было то, что Ангелина так и не увидела обручального кольца на ее пальце.
— Ну, я пойду, — заторопилась Маша, поправив упавшую на лоб прядь волос.
Ангелина еще долго стояла у входа в растерянности. Неприятное чувство сдавливало ее грудь, мешая дышать.
«Что это я? — удивлялась она самой себе. — Герман — мой друг, не более. Почему мне так неприятна мысль, что у него может появиться спутница? Я ведь не приняла тогда его предложения выйти замуж. И сейчас продолжаю держать дистанцию. Так почему же, почему же мне хочется вернуться и прогнать эту Машу?»
Так она в задумчивости шла на остановку. Одна мысль сменяла другую, заставляя Ангелину злиться сильнее. Герман не нашел сегодня для нее времени, а какую-то Машу, значит, принял. Ангелина в ярости поправляла волосы, которые все время выбивались из-под шапки. Она злилась на погоду, на себя, на весь мир.