Проводница скорого
Софья Гавриловна посидела на дворовом крылечке и отдохнула от стирки ровно столько, чтоб выкурить одну тоненькую папиросу. Потом трудно поднялась и, охая и держась рукой за поясницу, пошла в сени посмотреть, не готова ли вода, гревшаяся в ведре на керогазе. Стирка развезлась у нее на полдня, хотя и белья-то было с гулькин нос. Но в ее возрасте, в полных семьдесят лет, даже этот гулькин нос был для нее малопосилен. Не то, чтобы совсем непосилен, а именно малопосилен, потому что от стояния склоненной над корытом у нее сразу начинала ныть поясница и трудно было сгибаться и разгибаться.
Она ошпарила кипятком уже постиранные раз и вновь намыленные тюлевые занавеси, поклала в корыто остальное белье и попробовала стирать, сидя на табуретке. Но так было совсем несподручно, и от табуретки пришлось отказаться. И когда отставляла ее в сторону, услышала, что на парадное крыльцо кто-то поднимается твердыми шагами, Потом задергалась дверная ручка.
— Кто тут дергает? — спросила через двери Софья Гавриловна.
— К вам можно зайти? — ответил за дверью незнакомый мужской голос. Голос был сочный, но какой-то неуверенный.
— Идите в калитку, бо у меня эти двери гвоздями забитые, — сказала Софья Гавриловна, вытирая мокрые руки. И вышла на крылечко, сбегавшее тремя ступеньками во двор, поглядеть, что за незнакомец явился, ибо все знакомые знали, что парадный вход у них давно заколочен, потому что дверь совсем перекосилась.
Она откинула с калитки крючок, и во двор вошел высокий мужчина в военной одежде, с погонами, на которых лежало по одной крупной звездочке. В руке он держал небольшой чемоданчик.
— Здравствуйте, — поздоровался он и спросил. — Скажите, Софья Гавриловна Конапчук здесь живет?
— Тут живет. Это я буду, — ответила Софья Гавриловна, сильно удпвясь приходу этого военпого, а главное тому, что он назвал ее имя. И, подумав, что, видимо, он к ее племяннику, сказала: — Вы до Игоря, или как? Так он сейчас в Крым поехал, с женой и с мальчиком. Обещали завтра дома быть.
— Нет, я к вам приехал, Софья Гавриловна, — сказал военный. — Зашел сперва в адресный стол и вот нашел вас.
— До меня? — еще больше изумилась Софья Гавриловна, не зная, как все это понимать. И, заподозрив, что здесь что-то не так, настороженно спросила. — А чего вам нужно?
Военный отчего-то смутился и, бросив взгляд на раскрытые сени, где у самого порога стояло на табуретке корыто с парившимся бельем, сказал:
— Может, мы в дом зайдем? Сразу как-то не объяснишь…
Такое предложение показалось Софье Гавриловне совсем уж подозрительным. И она с прежней настороженностью ответила:
— А чего нам заходить? Вы тут говорите.
Он уловил тон, с каким это было сказано, и вновь смутился. Потом сказал:
— Я, Софья Гавриловна, сын Варвары Максимовны. Помните ее?
— Какой Варвары Максимовны? Я такой не знала и по знаю. — Софья Гавриловна поняла, что военный определенно путает ее с кем-то.
— Разве во время войны вы не были с моей мамой в Германии? — спросил он. — На подземном заводе возле Кенигсберга? Маму угнали в сорок втором году.
— Это что ж… Это вы про Варвару Николаенко говорите?.. — поперхнулась словами Софья Гавриловна, чувствуя, как всю ее бросает в жар. — Так вы… вы и есть ее сын Николаенко?..
— Я и есть Николаенко. Значит, вы помните маму? — встрепенулся и, похоже, обрадовался военный.