Выбрать главу

— А он где ж? — изумилась другая.

Они умолкли, когда мимо проходила Соня, но едва она прошла, снова громко заговорили:

— Ой, бабы, лица на девке нету!..

— Говорю вам: жена к нему с дитем явилась!..

— Или она тебе докладывала, что жена?

— Да я по виду определила, по наружности…

— А я так, ей-богу, понимала, что он холостой.

— А как же — холостой! Вон у Фени с почты спроси. Шестьдесят рубликов каждый месяц слал. Кому ж, как не ей?

— Выходит, одна жена — в дом, а другой — отставка?

— Какая это жена? Видала, — пулей выскочила?

Соня слышала слова женщин и ускоряла, ускоряла шаги.

14

На станции, на первом пути, стоял товарняк. Дверь одного из вагонов была приоткрыта, из нее высовывались морды ревущих коров.

От тепловоза к вокзалу шел дежурный в красной фуражке. За ним вприпрыжку спешил пожилой дядька с обвислыми усами, говорил:

— Товаришок, слухай сюды! Я тоби человечьим языком кажу: их доить надо, а напарниця моя, Фроська, в Житомире отстала… В промтоварный, чертова баба, побита… Слухай сюды, не отправляй!

— Как я могу не отправлять? У меня график, соображаете? — невозмутимо отвечал дежурный. — Через десять минут скорый прибывает, а вы тут своими коровами!

— Та якие воны мои? — отвечал усатый. — Меня государство уполномочило в Иркутск доставить. Воны для приживления на северной земле направлэни. Шоб люды и там молоко пылы.

— Я тоже человек государственный, не на дядю работаю. Соображаете, что на линии произойдет?

— Соображаю, голубчик, а як же ж… Слухай сюды, отцэпы вагон, пока Фроська догоныть…

— Да вы что, соображаете? У меня маневрового паровоза нет, тупика свободного нет. Чем я вас и куда отцеплю?

— Слухай сюды! Воны ж нэ доени, по дороге вагон разнэсуть…

— Так доите, доите их, черт возьми!.. Отправляю!..

Дежурный поднял металлический круг.

— От люды!.. От чертова Фроська! — беспомощно прокричал усач и вприпрыжку припустил к вагону, в котором во всю мочь ревели коровы.

Соня, слышавшая препирательства усача с дежурным, бросилась за ним.

— Дяденька, возьмите меня!.. — подбежала она к вагону. — Я подою.

— Дочечка!.. Родненькая! Ох ты ж, моя пташечка!.. — возрадовался усатый. — Скорей залазь!.. — подсаживал он Соню в отходивший товарняк.

Вечером в открытую дверь вагона-коровника заглядывала пылающая луна. Постукивали колеса бегущего состава, покачивался вагон. На полу лежали коровы, шумно чавкали, жуя сено. Возле двери тускло светил фонарь «летучая мышь», стояли бидоны с молоком. У бидонов на раскинутом кожухе сидели Соня и усатый дядечка.

— Як же ж так, шо он женатым оказался? — задумчиво проговорил усач, раскуривая трубку. — Сама кажэш: на виду до тэбэ ходыв, нэ крывся…

— Так и оказался, — тихо ответила Соня. — Я ее сперва на карточке видела, а он сказал — сестра. А когда она пришла, я вспомнила. И девочка у них… Маринка.

— Эх, люды, люды!.. — покачал головой усач. Пыхнул трубкой, помолчал, снова задумчиво сказал: — Ну да ничого, ты молодая… Пройдэ врэмья, ще когось и полюбыш. Будуть и в тэбэ свои детки…

— Нет, дядя Ефим, не будет этого, — тихо сказала Соня.

— Будэ, дочка, всэ будэ… Ты тильки носа не вешай, гордость свою имей. Королевой держись, королевой!

Они умолкли. И долго сидели в молчании, слушая дробный перестук поездных колес.

И откуда было знать Соне, что происходило в это время у Юрия дома?

Юра вернулся поздно, когда на дворе уже густо затемнело. Фары приближающейся к дому машины опалили огнем невысокий заборчик, калитку, увитую диким виноградом, деревья в саду. Но этот мгновенный пожар тут же потух, перекинулся на соседний дом. Машина остановилась, стукнула дверца. Свет фар побежал дальше по улице, а Юра вошел в калитку.

Луна, опадавшая за крышу дома, освещала лишь переднюю часть двора, оставляя другую половину и сам дом в плотной тьме.

Он пересек лунную полосу света, постучал в темное окно. Окно сразу же осветилось. Пока он всходил на крыльцо, дверь открылась и в ее черном проеме появился белый силуэт. Юра вошел в черноту коридора и обнял белый силуэт.

— Юра!.. — припала к нему женщина.

— Ты?! — отшатнулся он от нее и резко открыл дверь в освещенную комнату. И резко обернулся к вошедшей за ним Люсе: — Где Соня?.

— Какая Соня?.. — Женщина жалко улыбалась ему. — Здесь какая-то… ну, не знаю, кто она… утром поливала цветы. Но она давно ушла…

Юра взглянул на тахту, где спала, разметавшись, белокурая девочка. Медленно перевел взгляд на женщину. Она стояла перед ним босая, в длинной ночной сорочке, безвольно опустив руки.