— Я тоби дам — «продае»! Это ж студэнты, — сказал он и вдруг прикрикнул на нее: — Марш в вагон, стиляга! Ишь, барахольщица! По дороге твое поведенье обсудымо!
А вокруг вагона не стихал шум. Лилось в посуду молоко.
Экспресс, был тот же, и те же проводницы стояли в дверях вагонов. Но они не приветствовали Юрия, как прежде. Впрочем, он тоже не обращал на них внимания, а быстро шел к вагону, у которого стояла тетя Маша.
— Здравствуйте, тетя Маша. Позовите, пожалуйста, Соню, — попросил он.
— Зачем тебе Соня? — грубо ответила тетя Маша, подымаясь в тамбур. — Не работает она здесь.
— Как не работает?!
— А так, что на другой маршрут перешла, — ответила тетя Маша и демонстративно отвернулась от него.
— Не понимаю…
— Будет прикидываться, ступай отсюда! — отрезала тетя Маша.
Поезд тронулся, и тетя Маша поднялась на верхнюю ступеньку.
— Послушайте, я напишу Соне, все объясню… Вы передадите ей письмо? Я вас встречу следующим рейсом… Конечно, я не имел права скрывать, что был женат… — говорил он тете Маше, идя рядом с вагоном.
Тетя Маша, не обращая на него внимания, опустила металлическую плиту, закрывавшую ступеньки, и захлопнула дверь.
Мимо Юрия медленно проходили вагоны. Молча и хмуро смотрели на него проводницы.
У выхода из вокзала его ожидала Люся с Маринкой на руках.
— Папа Юра, папа Юра! — потянулась к нему Маринка.
Он взял ее на руки.
— Зачем ты ходишь за мной по пятам? — угрюмо спросил он Люсю. — К чему эта слежка?
— Юра, Маринка так к тебе привязалась…
— Но пойми же ты: вместе мы не будем, — оборвал он ее и ушел с Маринкой вперед.
Девочка обняла его за шею и прильнула к нему.
Через несколько дней его вызвал к себе начальник милиции Бобров. Грузный и широколицый майор сидел в своем кабинете за письменным столом. Перед ним лежала стопка развернутых писем, к уголкам их скрепками крепились конверты. Перебирая письма, он постукивал по ним короткими грубыми пальцами. На нем была форменная рубашка, но без галстука, а китель с погонами висел позади него на спинке стула.
— Вызывали, товарищ майор? — вошел в кабинет Юрий.
— Вызывал, Воронков, вызывал, — ответил тот, окинув Юрия каким-то неопределенным взглядом, точно и не ожидал его прихода. Потом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, покрутил влево-вправо толстой короткой шеей. — Садись, поговорим с тобой. Разговор не о службе пойдет, о другом…
Юрий присел к столу.
— Вот жара стоит, прямо сумасшедшая, — сказал майор, снова покрутив шеей в вороте рубашки. — А что, ты на рыбалке давно был?
— Давно, — ответил Юрий.
— И я давно. А по слухам на Черных озерах караси сами на крючок прыгают. Не мешало бы съездить…
Опять он постучал короткими крепкими пальцами по стопке писем и, оставив в стороне рыбацкую тему, сказал:
— Так вот, по службе у меня к тебе претензий нет. И давай говорить таким образом, будто я не начальник, а ты не подчиненный. Давай с тобой как мужчина с мужчиной коснемся женского вопроса.
— Ясно, — Юрий наконец-то понял причину этого вызова. — Жена приходила?
— Нет, она не приходила. Люди со стороны пишут, требуют вмешаться. Вот… пять писем у меня, все тебе посвящены, — пошевелил он стопку писем. — Есть анонимки, есть и с подписями. Читать их тебе не буду — дело длинное, но смысл короток — запутался человек в личной жизни: одну жену привез — отправил, другая с ребенком сама приехала, но и с этой не живет. Отделился от нее, дома не бывает, на дочь не обращает внимания. С работой жене не помог — соседи помогли устроиться медсестрой в больницу, благо, специальность имеет. Словом, вот в таком духе.
Юрий молча слушал, хмуро сдвинув брови.
— Глядя со стороны, может, это и так, — сказал он. — А на самом деле все не так.
— Тогда рассказывай, как на самом деле.
— Длинно рассказывать, Федор Фомич. И неинтересно. Лучше я рапорт о переводе подам и уеду отсюда.
— Нет, брат, о рапорте пока помолчи. Мы договорились мужской разговор вести, так что давай начистоту. Как на исповеди.
— Не получится исповеди, Федор Фомич. Нет у меня грехов, кроме одного. А грех этот вот в чем: не сказал девушке, которая ко мне приезжала, что был женат. И каюсь теперь.
— Почему же «был женат»? Насколько я знаю, ты не разведен. Правда, кое-что из твоей истории я слышал. У нас не столица — устное радио по улицам вовсю работает, — усмехнулся Бобров.
Юра поднялся, угрюмо сказал:
— Все-таки разрешите мне подать рапорт о переводе.