- Что ты об этом знаешь, болван? — прорычал он.
- Знаю, — тоненьким, дребезжащим смешком захихикал дед Зимарь. — Знаю то же, что и ты знаешь… Что пламя Змеи такое же горячее и мощное… как и пламя Сердца Земли… из которого ты создал свой Камень… И что уничтожить его можно, только бросив в тот огненный колодец…или дыханием Змеи…
- Откуда ты?!..
- Змея рассказывала Серафимушке легенду о происхождении их рода… Та — Находке и Сайку… Помнишь, небось, своих бывших прислужников?.. А я всегда был до удивительных историй да преданий падок… Вот Саёк мне по дороге в Лукоморье и рассказал…
- Подумаешь — Камень!.. — пренебрежительно оскалился колдун и сделал шаг к деду Зимарю. — У меня есть город, у меня есть в этом городе армия, у меня есть змеиное яйцо, а теперь у меня есть еще и ты! Несколько недель в пути и работе — и жизнь снова будет прекрасна и удивительна, Мороз.
- Ох, не люблю я худые вести сообщать… — печально покачал головой дед Зимарь и снова засмеялся. — Но у тебя нет города, Костей. Потому что я отослал твоих головорезов прочь за ворота. И у тебя нет змеиного яйца. Серафима и Иванушка должны были спасти его. А раз Змиулания обернулась против тебя, оно в безопасности. А я… что я? Я уже стар и свое отжил, и смерти не боюсь, Костей.
- А еще… милый дедушка… — кучка лепнины, в страхе покинувшей свою стену во время светопреставления в аудиториуме, зашевелилась, и из нее показалась грязная, разбитая, но очень воинственно настроенная голова Агафона. — А еще у тебя есть я…
- Я, конечно, понимаю… — потекла гора красной щепы рядом, — что ты, старый пень, бессмертный… но как раз для таких гадёнышей… придумали пожизненное заключение…
И из груды гипсовых завитушек, присыпанных опилками красного дерева, выбрался грозно насупленный Граненыч, а за ним показалась макушка царя в смятой и похожей теперь больше на самый дорогой в мире шутовской колпак, короне.
- Держите… его…
- Видишь… — прохрипел Агафон, выдирая себя из–под расколовшейся надвое резной балки. — Против тебя… я кое–чего стою… мой щит сработал…
- Ну… что скажешь… братец?.. — усмехнулся дед и нащупал рядом с собой камень потяжелее [237].
Костей свирепо зарычал от злобы и бессилия, дико оглянулся, и вдруг рванул по засыпанным мусором ступенькам наверх.
Туда, где на одной балке и честном слове висели остатки балкона.
И где на балконе, словно пиратский флаг, вяло колыхался на сонном вечернем ветру черный ковер, оставленный дедом Зимарем.
- Стой, подлец!.. — Граненыч рванулся из своей красной горки как феникс из пепла, но так просто ее было не раскидать. — Уйдет же, уйдет, кошкин сын!..
Не оглядываясь и не удостаивая полузасыпанную компанию больше ни единым словом и звуком, колдун сосредоточено перепрыгивал с балки на камень и с камня на лепнину, стремясь во что бы то ни стало добраться до ковра прежде, чем кто–нибудь успеет первым добраться до него самого.
- Уйдет же, Агафонушка, уйдет, как в воду канет!..
- К–кабуча!!! — весело и яростно взревел юный маг и, не задумываясь о последствиях, метнул в Костея свою любимую, но невыполнимую «Ледяную фигуру».
Поскользнется, свалится, тут мы его и загребем тепленького…
Ярко–алые лучи вырвались из кончиков пальцев чародея и ударили в спину уже почти добравшегося до вожделенного ковра колдуна…
Все пространство заполнили ослепительно–серебряные искры, раздался звук, словно покончила жизнь самоубийством хрустальная ваза, люди ахнули…
Обломки ледяного тела Костея сверкающей лунной дорожкой устилали заваленную обломками самого роскошного аудиториума в мире лестницу из шестидесяти ступенек.
За проломом раздалось натужное, беспорядочное хлопанье гигантских крыльев, и над оскалившимся уцелевшими камнями краем стены показались три змеиных головы.
Один взгляд трех пар глаз на открывшуюся картину разгрома — и умная Змея поняла всё.
Тройная струя кипящего жидкого пламени вдоль лестницы, превратившейся после этого в детскую горку из расплавленных камней, довершили победу.
С бессмертием тела, натворившего столько зла, было покончено, и бессмертная душа Костея легким паром унеслась туда, где ей было самое место.
- И… это всё? — недоверчиво оглядывая скользкую каменную дорожку на месте лестницы, проговорил Граненыч.
- Похоже, — всё еще не веря собственным глазам, ушам и прочим органам чувств, включая подозреваемое шестое и неоткрытые еще седьмое, восьмое и восьмое–бис, ответил Агафон.
- Как — всё?!..
- Что значит — всё?!..
- И после этого они называются друзьями!!!..
И тут же, вслед за возмущенными голосами откуда–то из–под пола, потому что дверной проем и коридор сгинули бесследно, вылезли запыхавшиеся, чумазые, но смеющиеся Серафима, Иван, Саёк, а за ними — целый спасательный отряд, все с мечом в одной руке и с лопатой — в другой, ведь в таких ситуациях никогда не знаешь, какого рода спасение потребуется попавшим в беду.
К счастью, мечи пришлось отложить и заняться раскопками и оказанием первой помощи.
- Костеевцы, — не унимался дед Зимарь, пока дружинники извлекали его из–под выщербленной, треснувшей, но всё еще прочной и, самое главное, тяжелой, малахитовой столешницы кафедры. — Костеевцы из города вышли? Они были переодеты в солдат твоей страны, Симушка!..
Дружинники расхохотались.
- Не успели, дедушка, не успели! — весело воскликнул один, и дед узнал Володьку из караула у ворот.
- А что случилось?..
И дружинники, наперебой, как горячий анекдот, стали рассказывать:
- Ты не поверишь, но не прошло и двух часов, как прибыло настоящее лесогорское войско!..
- Пять тысяч!..
- Костеевцы, что у ворот, тут же кинулись на наших…
- Да куда им, полутора сотням, против наших двух!..
- Да еще, когда ворота открыли, лесогорцы самозванцам так бока намяли!..
- Так наваляли!..
- Ни один не ушел!
- И не успели закончить, как глядим — остальные во весь опор из города скачут и какую–то чушь несут!..
- Ату их, ребятушки, ату!..
- И вас туда же, родимые!..
- И их оприходовали, всех до одного!..
- Сдаваться предлагали — не согласились, гады…
- Злые они…
- А тут, только совместную победу отпраздновать хотели, смотрим — Змея вернулась!..
- И прямо ко дворцу полетела, даже не жжет — не палит ничего по пути!..
И тут настал звездный час белобрысого Володьки.
- А она около ворот наших села! Мы только от твоих чар, дедушка, глаза продрали — глядим, Змеища!.. То ли сон, то ли морок, то ли настоящая! А потом глядь — у нее в когтях как на полатях царевич Иван со своею супругою! Они спрашивают, дескать, что случилось, где кто, и тут мы всё, как ты, дедушка, велел, им и рассказали! Оне, царевич с царевною, с ней хотели лететь, а она говорит им, мол, нет, тут я сама с супостатом должна поквитаться, вы свое дело сделали, и — вверх, к башне!.. А потом оттуда ка–а–а–ак грохнет!.. Ка–а–ак рванет!.. Камни как полетят градом!.. И сама она закувыркалась и наземь рухнула. Ну, мы думали — всё… пропала… и наши пропали, и всё пропало, одолел их костяной царь…
- А тут их высочества нас вооружили лопатами, мечи у нас свои были, и — сюда, на выручку!..
- Думали, Костею тому каждый хоть по разу да вдарит за все хорошее…
- Хоть лопатой…
- А вы тут без нас обошлись.
- А как всё было–то?
- Да, что тут случилось?
- Как вы его победили?
- Или враки всё, что он бессмертный был?
Граненыч и Симеон переглянулись и поняли, что оба они подумали об одном и том же.
- Всё расскажем, всё опишем, как было, никого не забудем, — торжественно проговорил царь. — Есть у нас на примете один жизнеописатель замечательный. Пишет — как поёт. Он про всё, что было, книжку правдивую сочинит. Чтобы все прочли и знали. Что написано пером, как говорится…
- А как же кто неграмотный?.. — раздался дрожащий, расстроенный голос Сайка.
- А кто неграмотный — тому прочитают, — успокоил его Володька.
Друзья и вновьобретенные родственники собрались в Малом Уютном зале у камина только поздно вечером, чтобы не сказать рано утром.