Мыльный порошок «Фейвал» оказался и впрямь под стать рекламе. Когда через некоторое время миску внесли в дом, пена была такой, что никто и не заподозрил обмана. Случай распорядился так, чтобы первую пробу снял хозяин хутора Пээтерристи Армии Кудисийм, дальний родственник жениха и большой любитель поесть и выпить. Кудисийм наложил себе деревянной ложкой пены в сладкий суп из ревеня, принюхался и во всеуслышанье заявил: вот уж настоящая свадьба, раз подают столь благоухающую городскую сласть.
Затем раздался страшный вопль. Видимо, Кудисийм с ходу все же что-то проглотил, так как после этого он целыми кружками пил только пиво, рыгал и ругался, что во рту у него такой смак, будто вылизал языком всю пену для бритья у парикмахерши Сенты.
Его пытались успокоить. Хельгу это скорее даже смешило, имя Сенты ее тоже еще ничуть не насторожило.
От Рууди мысль переметнулась к тому мрачному и необъяснимому событию, которое произошло всего неделю назад, в ночь на прошлую субботу, и которое с тех пор держало в тревоге всю деревню. Насколько Рууди участвовал в этом, один бог ведает, но он все же стоит у власти, которая вершит подобное.
Ранним воскресным утром шустрые всезнающие деревенские старушки разнесли весть о высылке двух семей. Сразу же поползли слухи, один другого страшнее. Молодуха с хутора Румба, жена Юриааду, Лейда, побывала в Ванатоа и под секретом поведала, что ее муж и свекор слушали немецкое радио, там вполне определенно и на чистом эстонском языке сообщили, что на днях, мол, начали вывозить эстонцев в Сибирь и это не кончится раньше, чем последняя живая душа будет выслана из Эстонии. Люди были взвинчены, Хельге казалось, что тревога становилась осязаемой, у нее был запах раскаленного железа, который распространяется, когда начинают бурить камень и из-под долота при первом ударе о каменную глыбу сыплются искры. Видно, та же тревога отчасти подогревала и взрыв гнева у Ильмара, так что у него в глазах свет померк.
Когда все вокруг так быстро меняется, люди теряют уверенность, они не поспевают за изменениями. Раньше было по-другому. Привычный уклад переживал рождения и смерти, люди старились, на смену одним приходили другие, жизнь текла своим чередом, привычно и потому понятно. Теперь же один только год принес с собой столько крутых поворотов, что равновесие было нарушено. Гитлер призвал всех немцев, они уехали на отвоеванные у Польши земли, а Красная Армия пришла на эстонские базы, правительство было свергнуто. Затем уж пошла настоящая свистопляска с земельной реформой, с бобылями и новоземельцами, заставившая хуторян скрипеть зубами и бояться худшего. Кое-кто уже поносил новую власть на чем свет стоит. С нынешней весны и Ильмар пошел против нее.
Хельга не могла понять, в чем главная беда Ильмара. Почему-то муж был в глубине души абсолютно уверен, что рожден для лучшей жизни. Крестьянский труд казался ему тяжелым и постылым. Зато Ильмар выделялся своим общественным усердием, играл на гармошке и фотографировал, без него не обходилась ни одна свадьба в округе и ни одно празднество пожарных в поселке. Хельге приходилось не только детей растить и за скотиной ухаживать, но и давать указания батраку. Со временем это начало обременять. Иногда хотелось быть только женщиной, которая занята своими заботами и не должна каждую минуту думать о хуторе.
Хельга пыталась по-своему, исподволь, изменить положение. Стоило Ильмару явиться домой после очередной гулянки, как жена принималась спокойно и методично втемяшивать в еще гудевшую голову мужа свои истины. Мол, негоже как-то самостоятельному хозяину, будто жеребенку какому, скакать туда- сюда, словно он простой гармонист, детям скоро станет стыдно за отца, да и хозяйство в женских да батрачьих руках не всегда успешно подвигается. Частенько Хельга как бы между прочим вставляла и новости: тот, мол, собирается купить молотилку, а этот взялся строить новую сушилку.
Уж не эти ли упреки гнали порой Ильмара в поселок в объятия Сенты, где все заботы, словно незваные гости, оставались за порогом?
С возникшим внезапно острым чувством сожаления Хельга призналась себе, что раньше не задумывалась о такой возможности. Сейчас она с неожиданной ясностью словно бы поглядела на себя со стороны. До отвращения трезвая и деловая, окруженная хуторскими и семейными заботами, будто голодными поросятами, удивительно правильная и разумная наставница — такой, она, пожалуй, способна была скорее оттолкнуть мужа! Дойдя до этой мысли, Хельга почувствовала боль. Неужели она и впрямь сама оказалась причиной своих самых тяжелых страданий?
Не насквозь же плох Ильмар. В плохом человеке музыка не звучит. В этом Хельга почему-то была уверена.
Наконец хозяин хутора Ванатоа выкинул неожиданное коленце. Занял под вексель деньги, поехал в город и купил старый грузовик. Дома объяснил, какой это принесет хутору доход. Отвезешь свой товар свежим в город на рынок — сразу другая цена. Прихватишь соседские корзины и мешки, еще подзаработаешь. Хельга усомнилась, все ли так уж гладко выйдет, но портить мужу настроение не стала. Хоть раз попридержала свою рассудительность.
Больше всего от машины выгадал сам Ильмар. С той поры он начал возить в город прежде всего товары односельчан. Купил себе лоснящуюся кожаную куртку и знай раскатывал по шоссе. Это его привлекало. Шагать тупо в борозде, подобно впряженному в плуг коню, было не для него. Он постоянно что-то придумывал. Молотилок в деревне было несколько, а локомобиль приходилось занимать, для его покупки силенок ни у кого не хватало. Ильмар поспешил со своим грузовиком на помощь. Поднял домкратом задний мост на козлы, снял один скат и надел ремень молотилки на обод. Повозился одну осень, и дело пошло на лад.
Хельга понимала, что и те семьдесят тысяч, которыми Ильмар иногда попрекал ее, пригодились бы мужу на устройство лучшей жизни.
Первым ребенком у них была Ильме. Через некоторое время Ильмар заговорил о втором. Теперь, спустя время, Хельга подумала, что желание мужа, видимо, было обусловлено чувством долга перед хутором. Тогда она простодушно радовалась, думая, что Ильмар наконец-то понял, какое это счастье — большая дружная семья. В Ванатоа хватит места для многих детей.
Но почти сразу же после рождения Пээду все опять покатилось по-старому. Снова завертелись гулянки и свадьбы, не забылась и Сента. Бабы в деревне поговаривали, что, как только Ильмар появляется, Сента снимает со стены гитару и грудным голосом начинает напевать шлягеры.
Об этом грудном голосе говорили так, будто Сента собственно поет грудями.
Даже свекровь Маали не могла дольше делать вид, что ничего не замечает. Она по-своему успокаивала невестку, дескать, Ильмар перебесится и успокоится, поди двое ребятишек растут.
Только вот бес засел в муже крепко.
Хельга почувствовала, как обида вновь подкатывает к горлу. Ей стало отчаянно жаль себя. Сколько радости недодала ей жизнь. По совести, так Ильмар всю ее жизнь искалечил! Хельга лежала раскинувшись, смотрела в невидимый из-за густых сумерек потолок и чувствовала, как жалость к себе перерастает в злое упрямство. Осознав это, она еще больше настроилась против мужа.
Жалкий ветрогон! За что бы ни взялся, все у него идет вкривь и вкось! Будто заговоренный. Позапрошлой осенью впопыхах занял у тетки, аруссаареской Анны, денег, добавил свою скопленную в поездках на рынок долю и купил легковой автомобиль. Для гонора, не иначе! Установил в передней комнате телефон с ручкой. В конце ежегодника местного кредитного общества среди прочих важных местных телефонов напечатал и свой номер: «И. Саарнак, владелец легкового и грузового автомобилей, хутор Ванатоа, 2 километра от поселка. Тел. 16». Тоже мне предприниматель! Сделал несколько свадебных поездок, а больше катался в свое удовольствие. И кончилась эта история с автомобилем именно тем, чем она и должна была кончиться.