— В церкви что! — говорил Алексей. — В ней — как в плохом театре: фальшивый огонь, плохие декорации, разноголосица. А тут — совсем иной мир.
Когда тянули кабель на рацию, въехавшую во двор собора, Алексей поставил радистам новый телефонный аппарат и заглянул в собор. Переступив порог, он остановился, ощутив в душе непонятную робость при виде алтаря и черного распятья, освещенного каким-то призрачным мерцаньем светильника. Черный крест словно плыл, уходил в темную бездонную глубину. Огромная высота собора и эта захватывающая глубь напоминали Алексею заснеженный перевал и узкую тропу над бездонным ущельем, в котором застряла туча. Где-то высоко плавало эхо чужих и далеких голосов.
Алексей вышел на улицу и, увидев подстриженный газон и антенну рации, облегченно вздохнул.
— У меня закружилась голова, — рассказывал он Юлии, — словно я стоял на краю обрыва.
5
Ночью подмораживало, и скудный европейский снежок покрывался тонкой наледью, которая хрустела под ногами, цепляясь острыми закраинами за каблук сапога, словно расставленный на дороге капкан. Городок, просвеченный тихой утренней зарей и припудренный инеем, казался теперь пряничным, срисованным с рождественских открыток, заменивших серые треугольники солдатских писем. Хотя стоял февраль, в воздухе чувствовалось дыхание весны, напоминая апрельские утренники в родных краях, когда рухнувшие снега еще сковывало морозцем, а под ледяной корочкой журчали нетерпеливые ручьи…
Выйдя на окраину, Алексей и Юлия встали на лыжи и помчались с горы. В лощину съехали по прямой и покатились кубарем, когда лыжи врезались в твердый наст льда на крутом, противоположном склоне. С трудом вытащили лыжи и облегченно вздохнули, убедившись, что остались невредимы.
Все вокруг сияло нестерпимой для глаз белизной. Все было покрыто ледяным панцирем, будто стеклом, и сквозь него пробивались корявые ветки обледенелых кустарников, напоминающих причудливые фигурки из хрусталя. А края оврага сверкали радугой, где солнечный луч, наткнувшись на острие снежного навеса, распадался на все цвета спектра. Было красиво, но как-то мертво и глухо.
И вдруг Алексей, прищурившись, заметил на крутом заледенелом склоне бьющийся клубок какого-то живого существа. Заяц!
— Юлька! Смотри, русак! Вот будет нам жаркое!
Алексей вскинул карабин, прицелился.
— Ну, скорее, уйдет! — торопила Юля.
Но Алексей опустил карабин:
— Нет, не могу…
Заяц изо всех сил карабкался по скользкому насту, бил лапами и медленно, как-то обреченно скатывался вниз. Но вот он пробил две лунки в предательской корочке подтаявшего снега и остановился, тяжело дыша и вздрагивая всем телом. Минуту спустя он снова рванулся вперед, вверх, ободрав лапы острыми створками ледяного капкана, из которого он с трудом вырвался, обозначив кровью свой след.
Юлия все поняла: это был бы нечестный поединок вооруженного человека со зверем, попавшим в беду, и глазами, полными благодарности и восхищения, посмотрела на Алексея.
Алексей свистнул в два пальца, чтоб подогреть азарт бегущего от людей зверька, но тот, вскинувшись, свалился набок и покатился вниз по скользкому склону, потеряв последние силы.
Он скатился почти к ногам людей и глядел на них круглым немигающим глазом. Лапы кровоточили. Выпуклый пушистый бок сводило судорогой, словно кто-то еще бился внутри этого живого существа, пытаясь вырваться на волю.
Алексей и Юлия стояли, боясь прикоснуться к нему, чтоб нечаянным жестом не доконать русака.
— Так и хочется перевязать ему лапы, — сказала Юля.
— Ничего, отлежится. У нас по весне они попадают в такую же ловушку. Игра неравная, и их в таком разе не бьют…
Солнце поднималось все выше и выше и пригревало так, что можно было ходить в гимнастерке. Только сквозной набегающий ветерок холодил ноги и прикрывал ледок от преждевременного таяния. Они стояли, распахнув телогрейки, подставив весеннему солнцу разгоряченные лица.
— Какой ты хороший! — сказала Юля. — Я хочу тебя поцеловать…
6
О всех происходящих событиях первыми узнают связисты. Если слухи ползут по земле, сведения летят по проводам, и их передают люди, носящие на погонах эмблему скрещенных молний.
Стало известно, что немцы вместе с бомбами сбрасывают листовки, в которых клянутся умереть, но утопить в Дунае войска Третьего Украинского фронта. По этому случаю вышел специальный номер фронтовой газеты с огромной шапкой: «Поможем фашистам умереть».
После короткого затишья снова все пришло в движение. Немцы бомбили Дунай, и на нем преждевременно тронулся лед, сорваны переправы, несколько наших мотомеханизированных дивизий остались на той стороне. Из батальонов стали поступать тревожные сводки. Шестая танковая армия СС, прорвав нашу оборону под Балатоном, идет к Дунаю. Бронированные клинья в трех местах прорезали линию фронта и углубились в наш тыл.