Мы почувствовали себя в какой-то степени тоже виноватыми в неудаче инженера, поскольку всю дорогу поддерживали энтузиазм Иваныча — нашего егеря.
— А ведь хорошо здесь? — кося глазом на машину Крутицкого, сказал Иван Иванович. — И вода, и кусты, и спрятаться есть где…
Он явно пытался спасти свое положение, и всем было неловко за него.
— Да, конечно же, хорошо! — воскликнула вдруг Вера Павловна. — Не обращайте на него внимания!
Она быстро сбросила с себя платье и побежала к воде.
— Пока вы налаживаете костерок, я сумею обернуться, — сказал Иваныч, — тут километра три, не больше.
Он подошел к «пикапу», вытащил из кузова вещевой мешок, вытряхнул из него все содержимое и деловой походкой по закромке залива, по сырому песку зашагал в хутор, где жили рыбаки.
Крутицкий, ссутулившись, сидел на подножке «Волги» и провожал глазами Ивана Ивановича…
Поднимая веселые бурунчики у ног, мы бежали по мелководью — на голос чаек, которые взлетали над широким заливом. Нам не терпелось скорее окунуться в воду, уйти с головой в прохладную, обволакивающую глубину.
Вдруг Вера Павловна отчаянно замахала руками, а к ней по песку, высоко задирая ноги, бежал Крутицкий и размахивал на ходу пестрым платьем. И мы услышали над головой тягучий стон и сразу же окунулись в воду. Комары мгновенно облепили нам глаза, нос, уши, и пришлось нырять. Вынырнув и почувствовав под ногами дно, я увидел большие, смешливые глаза Веры Павловны, а потом мерзкую живую кисею на ее шее и груди. Крутицкий, оставив на песке платье, бежал к своей машине и закрылся в ней.
И даже у костра не было спасенья. Из-под каждого листа, как из засады, летели на нас целые эскадрильи сухих и беспощадных паразитов, а над головой висел огромный аэростат их воздушных сил. Мы решили отступить и собирались, как по боевой тревоге. Крутицкий помахал нам рукой, и его машина, побуксовав на песчаном склоне, с ревом вырвалась в степь. Мы дожидались Иваныча. Он пришел с вещевым мешком, из которого торчали перламутровые хвосты судачков…
В хутор вернулись уже ночью. Иваныч нашел фонарь, и мы приспособили его на шест. Составили столы, и вот теперь сидим здесь и просим у Полины Ивановны «жидкой закуски». Наша повариха всю рыбу вывалила в один котел и теперь выжимала половником из густой судаковой массы пряную вьюшку. Разварившуюся рыбу есть никто не хотел.
Во дворе было глухо и душно. Фонарь облепили ночные бабочки, они трепетали у огня, как у жертвенника, и сбрасывали с крыльев пыльцу к нам на стол.
Над столом плавал размеренный мужской говор. Речь шла опять о воде, о засухе. Потом вдруг заговорили об охоте. Все меньше и меньше становится сайгаков в степи: браконьеры на легковых машинах настигают табун и гонят его, пока сайгаки не упадут от усталости. А потом, лежачих, бьют из ружья.
Я узнал, что весной в степи поднимаются травы, все цветет вокруг и красота неописуемая. А я все видел беркутов над спекшейся от солнца землей, эти темные шапки на телеграфных столбах, готовые сорваться, чтобы накрыть маленького зверька, вышедшего из норы, и не мог представить ни одного цветка среди верблюжьей колючки…
Я посмотрел на Веру Павловну и уловил в ее глазах какую-то отрешенность, которая стала подкрадываться и ко мне, подмывая меня встать и куда-нибудь деть себя в этой душной ночи.
И вот мы стоим посередине двора, интуитивно отыскивая друг друга, и смотрим на звезды. Немножко кружится голова. Я держу Веру Павловну за руку, держу крепко, потому что кругом темно, и если она отойдет хоть на шаг, то придется искать ее, как в игре в жмурки, а может быть, даже звать…
Я боюсь ее отпустить, и мы стоим вдвоем в глубине Вселенной. Звезды плывут, как сигнальные огни кораблей. Сириус переливается всеми цветами радуги. На горизонте бежит созвездие Гончих Псов… Как тесно от огней в этом океане! А во дворе мрак. Боязно разнять руки. В желтом свете фонаря качаются лохматые головы людей. В печурке догорают последние угли — маленький коралловый островок заливает черная вода ночи. Степь молчит, оглушенная тепловым ударом полдневного солнца.
На соседнем дворе тяжело вздыхает верблюд и чмокают губами длинноногие верблюжата. Почему-то ни разу не крикнул петух.
— Когда смотришь на небо, — вполголоса говорит Вера Павловна, — невольно тянешься вверх, словно звезды притягивают. И пусть бы эти плиты в Ливийской или какой там пустыне были действительно космодромом, с которого вернулся к звездам человек неба. Не хочу происходить от обезьяны!..
Угол двора прорезал острый лучик и, сжавшись в круглый комок, облепил кабину легковой машины.