— Сам пьет и мне наливает. Говорит: «Без вас не могу. Один никогда не пил и не пью, ибо не алкоголик».
— И ты с ним… всю бутылку «армянского»? Ну и как?
— Что — «как»?
— Будет очерк о передовом бригадире?
— Какой там очерк! Не помню, о чем уж мы и говорили…
— Мужик-то железный!
— Мужик-то железный, да не надо было с ним пить.
— А кто заставлял?
— Да ты же сам посоветовал: «Купи бутылку, иначе из него ни слова не вытянешь».
— Дура ты стоеросовая!..
Евгений Александрович морщился, как от зубной боли, тер рукой подбородок, но они его словно не видели и разговаривали громко, не стесняясь в выражениях.
— Твои очерки, — кричал Валерка, — лежат в братской могиле в редакции. Их с ломом и киркой не откопаешь… Брось ты эту муть! Иди в маляры-штукатуры. У нас пацаны по сто восемьдесят рэ зашибают!..
— Ну-с, кофе готов, — вошла в комнату хозяйка и стала разливать по чашечкам черный кофе.
Рука ее дрожала. Евгений Александрович как-то ревностно и напряженно наблюдал за каждым ее движением, словно боялся, что она выдаст себя каким-нибудь неловким жестом, и молодые зубоскалы, сидевшие на кровати, не преминут воспользоваться этим случаем.
А они подхватили чашечки и нарочито дули в них, как при чаепитии.
— Берите печенье, — предложила Вероника и, взяв свою чашечку, прислонилась к стене, возле двери…
— Обожаю черный кофе! — дурачился Валерка.
— А я вчера выпила три стакана, и сердце стучало, как молот, — сказала Вероника-большая, покачивая ногой.
— У нас всё пьют стаканами, — отозвался Евгений Александрович. — Чай стаканами, водку стаканами…
— Коньяк — опять же — стаканами, — подхватил Валерка. — Черпак — норма!
— А кофе, как коньяк, — не отступался сантехник, — пьют маленькими глоточками.
— А вы, случаем, стихов не пишете? — язвительно спросила Вероника-большая.
— Случаем, не пишу, но люблю Блока. Его стихи как бы подоспевают к нашему времени…
— Скажите!..
Наступила неловкая пауза, и Валерка, усмехнувшись, заметил:
— Словно большой начальник вошел в эту келью. Тихо как… Гитары нет?
— Сейчас принесу, — быстро откликнулась хозяйка комнаты и вышла в прихожую.
— Я что-то мало наслышан о работе сантехников, — обратился я к Евгению Александровичу, чтоб как-то заполнить паузу.
— Интересная работа! — сказал он с пафосом и выпрямился на стуле. — Монтажники выложат каменный колодец, войдешь в него — крикнешь: где-то наверху отзовется твой голос и погаснет. Мертвая тишина.
— А Блок на вас благотворно действует, — вклинилась Вероника.
— Благотворно, — кивнул Евгений Александрович и продолжал: — А вот пришли сантехники — и дом начинает оживать. После них вы слышите, как дом дышит, ворчит, разговаривает. Мы даем ему кровь и плоть…
Вероника-маленькая принесла гитару. Валерка откинулся в угол кровати, стал перебирать струны, нащупывая мотив.
— А я, правда, похожа на венгерку? — спросила Вероника-большая.
— Правда, — кивнул Валерка и взял несколько знакомых аккордов.
— Издалека до-олго течет река Во-олга, — затянула Вероника-большая неожиданно низким, грудным голосом, и Валерка старательно стал ей аккомпанировать.
Но пропев первый куплет, она замолчала, откинулась к стене, запрокинула голову. Потом, вздохнув, проговорила:
— А мне уж — двадцать четыре года. Не рифмуется…
— В низенькой светелке огонек горит, — запела Вероника-маленькая, кивнув головой Валерке, и он живо подобрал аккорд, осторожно повел мелодию. Евгений Александрович смотрел на певицу, которая слегка картавила, и в горле у нее что-то перекатывалось — как камешки-голыши в прозрачном ручье. Из-под открытого ворота голубой кофточки как-то горестно выступали ключицы, прядь каштановых волос ниспадала на лоб — и на фоне стенной перегородки, что отделяла эту комнатку от других таких же каморок, вырисовывался облик молодой женщины, словно только что сошедшей с полотна старого мастера.
— Ты о чем мечтаешь, пряха ты моя, — уже пели в два голоса — она и Валерка, — и в общежитии никто не ходил, не разговаривал, не бренчал посудой на кухне: все слушали старинную песню и думали каждый о своем…
— Спасибо за черный кофе! — сказал Валерка, оборвав последний аккорд. — Пора и честь знать, — Он встал, поклонился, тряхнув шапкой густых, стриженных «под скобку», волос…
Мы вышли втроем: Валерка, Вероника-большая и я. Спустились с крыльца, Валерка помахал нам рукой и побежал в свой подъезд.
— До свидания! — сказал я Веронике, — спасибо за…