Неожиданно винтовка вырвалась у солдата из рук, ушла куда-то в землю… Он бежит назад. Он обезоружен. Он машет рукой, зовет своих на помощь!..
Полынин отбросил прочь чужую винтовку, вырвал из травы свою, давно пристрелянную, и спокойно прицелился.
В какую-то долю секунды он подумал: «Солдат растерялся, но он созывает своих…» И нажал на спусковой крючок.
Они мгновенно выскочили из лощины, подбежали к солдату, попытались втроем поднять обмякшее тело. И только потом догадались посмотреть, кто же стрелял, откуда? И увидели… Но было поздно! Каждый из них решил, что только на него нацелен зрачок дула, и, защищаясь от удара тем, что было в руках, они один за другим прикрыли лицо карабинами, услышав три оглушающих выстрела, и упали рядом с тем, кого хотели поднять с земли.
Полынин, подхватив винтовку, побежал к дамбе. Зачем? Он и сам этого не знал, но какая-то сила толкала его туда, несла, словно вихрем, вперед, и он опять досадовал, что «отстают» ноги. В низинку спустился перед самой дамбой. И тут из-за поворота выскочила группа солдат с капралом во главе. Они остановились, приглядываясь к человеку с винтовкой, в котором было трудно признать пограничника. Полынин, вымазанный в болотном иле, покрытый пылью с ног до головы, более походил на землекопа, вылезшего из грязной, сырой траншеи, нежели на солдата. И только винтовка изобличала в нем бойца.
— Румын, рус? — спросил капрал, видимо не приняв никакого решения. Солдаты молчали, ожидая ответа.
Полынин стоял и чувствовал, как у него опускаются руки… И вдруг все тело словно пронзило током: электрический заряд нервов как бы высветил в мозгу — очень реально и точно — гранату! Гранату, которую дал ему старшина, когда Полынин упал возле него, почувствовав себя спасенным…
Левой рукой он прикоснулся к твердому предмету, оттягивающему карман. Поразила мысль: как же она не взорвалась, когда он падал, полз, бежал и снова ложился плашмя на землю. Вытянув ее из кармана, он перекинул в левую руку винтовку, а правой — как-то снизу, откинувшись немного назад, метнул гранату.
Она угодила в ремень стоящему в середине шеренги солдату, и тот закричал диким голосом, как если бы она разворотила ему живот. Граната откатилась от ног солдата и крутилась на земле. Все остолбенели. Солдаты, как зачарованные, смотрели на нее — зеленую, одетую в стаканчик с насечками, с трубчатой ручкой — и не могли сдвинуться с места. Смотрел и Полынин, еще не веря, что она сработает и круто изменит положение, в котором он оказался. Он совсем забыл, какая убойная сила таится за ее стальной с насечками рубашкой, и ждал…
Удивительно, что грохота он не услышал. Только увидел, как солдаты метнулись было в сторону, но в эту секунду взлетели комья земли, поднялся клуб дыма и пыли, и возле дамбы никого не оказалось. Мимо уха что-то просвистело, щеку окатило жаром. Полынин с какой-то мальчишеской легкостью подумал: «Родная граната меня не задела!»
И сразу пришло прозрение. Он увидел все окрест и догадался, где сейчас Ветчинкин, а где — подразделения Королевской дивизии. Ясно определилась линия огня. А он — все еще по эту сторону, все еще в расположении противника. Надо пройти мимо вражеского пулеметного гнезда (хотя это уже не гнездо: пулемет скособочило, и возле него навзничь лежит офицер, несколько поодаль — еще два солдата), перебежать дорогу — на виду румынской роты, засевшей в виноградниках, а там — по рукаву лимана — к ветлам, где занял оборону Ветчинкин. Иного пути пробраться к своим не было, и Полынин, уже обстрелянный и прозревший, с какой-то дерзкой радостью принял этот план и, подбежав к дороге, даже не остановился, чтоб оглядеться.
Канава оказалась неглубокой, но дно было вязким, илистым и засасывало сапоги так, что он с трудом передвигал ноги. К тому же нужно было постоянно нырять, скрываясь под водой от вражеских наблюдателей, хоронясь от трассирующих пуль, которые прошивали пространство вдоль дороги и плавней. Все это изматывало силы, которые собрал Полынин для последнего броска.
Глотнув воздуха, он опускался под воду, шел несколько метров по дну, потом снова поднимал голову, осматривался и опять нырял, пока не добрался до глубокого рукава, где можно было просто плыть…
10
Полынин еще издали узнал лейтенанта Ветчинкина. Перемахнув через канаву, лейтенант подбежал к старой иве и стал пристраивать ручной пулемет в развилке стволов. Дерево было срезано пополам и казалось теперь приземистым и кургузым, словно нарочно приспособленным для упора пулемета.