По лестнице прокатился грохот солдатских башмаков. Дом сразу опустел, и у Зинаиды Петровны отлегло от сердца. Приходило сознание реальности, словно она выплыла из какой-то темной глубины и наконец увидела… высокий потолок, каменные стены, небольшое, схваченное решеткой окно, и провела рукой по глазам.
— Мария Ивановна, — зашептала она. — Бросьте вы эту винтовку! Давайте загородим шкаф ящиками и — в случае чего — сами туда спрячемся. Им и в голову не придет искать нас за этим завалом.
Они с трудом вытащили из угла тяжелый ящик с цементом, подкатили к шкафу две пустые бочки, сорвали со стены старую шинель, потертое седло, сложили все это на баррикаду, что выросла у шкафа, и оставили только лазейку для себя.
— Ну, вот, — облегченно вздохнула Мария Ивановна, стряхивая с платья пыль, — заслон готов. Теперь только переждать…
А в шкафу, тесно прижавшись друг к другу, сидели девочки и ждали, когда наконец откроется дверь и мать их позовет: «Выходите! Будем завтракать!». Правда, есть они не хотели, но очень хотелось пить, и все время виделся колодец во дворе с позеленевшими бревнышками, на которых всегда оставались прозрачные бусинки воды. Вот бы их сейчас слизнуть!.. Всем существом своим они чувствовали беду, которая нагрянула в их дом.
— А скоро аисты прилетят? — вдруг спросила Света.
— Какие аисты? — удивилась старшая сестра, которой шел седьмой год. И вдруг вспомнила: — А-а, это про которых дед Думитру рассказывал, когда чай у нас пил?
— Ага, — обрадовалась Света.
— Тише ты! — зашептала ей на ухо сестренка. — Услышат еще!
— Ну, скоро? — не унималась Света.
— Скоро-скоро! — сказала старшая сестренка, подражая взрослым. Но и она стала думать об аистах, вернее, мечтать о них. Дед Думитру рассказывал тогда, как враги со всех сторон окружили крепость, а в ней остались защитники, и у них уже не было ни хлеба, ни воды. И вот, когда совсем-совсем не стало терпенья, защитники увидела аиста: он нес им в клюве виноградную гроздь. Каждый защитник съел по виноградинке. Но аист еще слетал на виноградник и еще принес кисточку, а потом прилетела целая стая, всех напоила-накормила, и защитники победили врага… Хоть бы одну ягодку сейчас положить в рот…
13
Я сижу, и мучительно вспоминаю настоящее имя пограничника, которого все на заставе звали женским именем — Зоя. А был он широк в кости, и со стороны казался даже квадратным: крупная фигура без талии. В лице его тоже ничего не была женственного; довольно заметный и несколько приплюснутый нос, твердый подбородок, скулы, опаленные степным солнцем…
И все-таки для нас он был и остался Зоей. А звали его, кажется, Алексеем. Я никак не мог привыкнуть к этому, и само имя Зоя, приставшее к здоровому парню, коробило мой слух.
Как-то после наряда Алексей подошел ко мне:
— Пойдем в каптерку, возьмем рукавицы, набьем их, зоя, паклей и в красном уголке разомнемся.
Я чуть было не рассмеялся, но быстро догадался, что «зоя» у Алексея — расхожее слово, которое кстати и некстати он вставлял в свою речь. Отсюда и прозвище. Сам себя, значит, нарек!
Все знали, что Зоя — настоящий боксер и до армии защищал честь какого-то спортивного общества.
«Почему же он выбрал меня для своей разминки? — размышлял я, набивая рукавицы паклей. — Видать, кто поумнее, открутился, и он ловко подцепил новичка…»
В красном уголке мы сдвинули стол и стулья к одной стене, расчистив место для воображаемого ринга. Судьей был назначен повар Сопин, так как одни были на участке, другие отдыхали после наряда, а он мог оторваться на несколько минут от своего дела.
Судья стоял перед нами в белом фартуке и ударом половника о стол должен был засекать время.
— Вы только побыстрей, — предупредил нас Сопин, — а то борщ убежит.
— Мы быстро. Бей, зоя!
Я стоял и не мог ударить человека, который подставлял мне широкую, совершенно не защищенную грудь.
— Бей, зоя, не стесняйся!
— Лупи его! — настаивал и судья.
Я ткнул своего противника в грудь и отступил на шаг, ожидая ответного удара.
— Резче, посильней, зоя!..
Я вошел в азарт и стал наносить ему удар за ударом.
— Стоп! — хлопнул половником судья. — Перекур. Кончился первый раунд.
Второй раунд я также провел успешно, только немножко покалывало в боку.
В третьем раунде широкая грудь перворазрядника по боксу горела красными пятнами, а у меня болели кисти рук.
— Стоп! — крикнул Сопин и подошел ко мне, чтоб поднять над рингом перчатку победителя.