«РСБ» — рация среднего бомбардировщика, небольшой мощности, освоить ее было делом минуты, но привыкнуть к ней после армейской коротковолновой «АК-1» оказалось непросто. Не чувствуешь себя хозяином положения, уж не командующий ты а эфире, а один из подчиненных, вроде как пошел на понижение, хотя задание — самое боевое, самое ответственное: рация — на передовой, а не в штабе полка… И сейчас Покровский напоминал Полынину некую замкнутую цепь, к которой ни с какой стороны не подключиться…
Был на рации еще один сменный радист — Николай Почуев. Беспокойный и обидчивый, Почуев не в меру суетился и докучал окружающим своей непоседливостью.
— Заводной он у вас какой-то! — еще в дороге заметили посыльные из штаба. — Заводится с полоборота — ничего ему не скажи.
— А это как раз не наш, — отвечал сержант. — Еще только притирается. Новичок. — И глядел на Почуева с тайной тревогой: «Такие обычно вызывают огонь на себя».
Один только веселый человек был в команде слухачей — Иван Костылев, водитель полуторки и одновременно электромеханик рации. Полынин помнил его еще с первого военного лета, когда они вместе с лейтенантом Сухановым, командиром взвода связи, вывозили из Николаева коммутатор и дефицитный кабель для полка. К городу подходила колонна немецких танков, взрывались заводы, жители подушками забивали проемы разбитых окон, летел пух по улицам. На окраине, за молодой рощей и садами, заняли оборону батальоны полка, и зенитчики, перестроившись, били из своих орудий по земным целям. Немцы отвечали артиллерийским огнем из танков и самоходок, еще не вступали в город до прихода пехотных частей, но блокировали все дороги из Николаева.
Полк с боями выходил из окружения, Суханов с Полыниным, снимая коммутатор в районном узле связи, отстали от своей части — и под огнем немецкой мотомехдивизии, вступающей в город, едва успели вырваться из кольца…
С полчаса ехали за городом, не встретив ни души. И вдруг навстречу грузовик. Притормозили на его сигнал остановиться, выскочил из машины старшой, замахал руками:
— Куда вы? Там немецкие танки!
— А чего ты снял кубари с петлиц? — спросил Суханов.
— Не принимай меня за паникера, лейтенант, — ответил тот и кивнул на кузов машины, из-под борта которого стекала кровь. — Везу тяжелораненых. По-хорошему говорю: вертай назад!
— Ладно, — кивнул Суханов. — Поезжайте! — И недобро посмотрел вслед уходящему грузовику.
— Паникует старшой, — заметил Костылев. — И везет раненых прямо в лапы к немцам.
— М-да, — проговорил лейтенант и обратился к Полынину: — Ну что, вперед или назад?
— Вертаться назад, товарищ лейтенант, примета плохая, — вклинился Костылев.
— Поехали, — поддержал водителя и Полынин. — Что будет, то будет…
— Тогда вперед! — повеселел лейтенант. И двинулись по пустынной дороге, напрягая зрение, оглядывая видимое вокруг пространство. А Костылев все приговаривал:
— Не то волчок, не то сена клочок? — намекая на паникера, снявшего кубики с петлиц.
Однако шли на третьей скорости, высматривая каждую балку, каждую впадину впереди. Минут через сорок добрались до железнодорожного узла и, когда пересекали полотно, увидели два паровоза, лежащих на боку, возле рельс. Нужна была дьявольская сила, чтоб их свалить, на станции — ни души и все стекла в каменной двухэтажке выбиты. Выехали за шлагбаум, включили скорость — и вздохнули свободно, когда заметили впереди на дороге колонну полка…
Второе лето было еще горше: немцы прорвалась на стыке двух фронтов — Южного и Юго-Западного. Мерцала в душе солдата надежда, что после весенних боев под Таганрогом, может, выстоим, погоним немца вспять, но вот — прорыв!..
Полынина сняли с центральной рации, послали в батальон на «РСБ», придав ему двух радистов — Покровского, с которым он работал вместе на штабной «АК-1», и Почуева — новичка, из другой части.
На Дону, под станицей Раздорской, действовала переправа — курсировал небольшой паромчик, на который закатывали военную технику. Люди переправлялись на лодках, а кто и вплавь, не дожидаясь очереди, вместе с конями и рогатыми буренками, которых гнали вслед нашим войскам. Ночью переправили все автомашины полка, а под утро и людей. До выхода солнца успели окопаться на берегу — отрыли траншеи в полный профиль, ходы сообщения, заняли оборону по левобережью.
Но они нагрянули с воздуха, зашли со стороны восходящего солнца и началось землетрясение. Песок сыпался за ворот, от непрерывного грохота закладывало уши — ад кромешный! Скорчившись, сидели на дне траншеи, ждали, когда освободятся от смертоносного груза фашистские стервятники, и казалось, несть им числа…