— Так ведь стоял, — досадливо проговорил посыльный. — А теперь его нет. Кто командовать будет?
— Теперь, — начал Полынин и, услышав, как воздух прорезал снаряд, пригнулся, глянул в сторону дороги — и то, что он увидел и увидел одновременно с ним мотоциклист, показалось непостижимым: тачанка лежала у кювета колесами вверх, бились на земле кони, опрокинутые навзничь, в дорожной пыли ползли оставшиеся в живых люди… И Полынин, и посыльный штаба, словно окаменев, с минуту стояли неподвижно и не могли отвести глаз от дороги.
Ударил еще один снаряд, потом другой, третий — и мотоциклист закричал не своим голосом, перекрывая грохот разрывов:
— В коляску!..
Полынин опомнился только тогда, когда почувствовал, как из-под него вылетело сиденье и руки сводило судорогой от напряжения. Их мотало в разные стороны, подбрасывало на затвердевших грядках; на вытянутых руках он едва держался в коляске, видя, как мотоциклист все дальше уводит свою трехколесную машину от дороги, направляя ее к закраине нескошенной кукурузы.
— Куда ты? — закричал Полынин.
— Сиди! — огрызнулся водитель. — Сиди, пока жив!..
На самой горе они пересекли дорогу и выкатились на ровное плато, где стояли автомашины.
— У меня — пакет! — сказал Полынин. — В штаб полка…
— Слезай! — затормозил мотоциклист. — Здесь МТО и санчасть! И давай мне пакет. Я передам.
Полынин едва успел выбраться из коляски, как мотоциклист, включив скорость, помчал дальше, мимо машин — по грунтовой дороге, которая делала крутой поворот в рощу, и скрылся из глаз.
Полынин огляделся: стояло пять полуторок в ряд, а несколько в стороне — три «Зиса» и один «пикап». Возле «пикапа» Полынин заметил офицера и группу водителей, которых инструктировал начальник материально-технического обслуживания.
Неподалеку Полынин увидел колонку и санинструктора Поспелова, набиравшего воду в бачок.
Слегка нажимая на рычаг, Поспелов регулировал струю, направляя ее в воронку бачка и напоминал человека из каких-то довоенных времен. Было здесь тихо и спокойно, словно внизу, под горой, шли военные игры, а не кровопролитные бои…
Полынин подошел к колонке, подождал пока санинструктор не заполнил бачок, потом, откашлявшись, проговорил:
— Здорово, Алексей! Плесни-ка мне на ноги. Нестерпимо жжет ступни.
Санинструктор выпрямился, поглядел на босого, замызганного сержанта и сердито спросил:
— Откуда ты?
— Да ты что — не узнаешь меня?
— Полынин? — изумился старший сержант. — Ты здесь? А где твоя рация?
— Там! — махнул рукой Полынин. — Дай ноги обмыть…
— Где это — «там»? — подошел капитан интендантской службы, начальник МТО. — Да за это «там», знаешь, что бывает?
— Товарищ капитан! — выпрямился Полынин. — Прошу вас — выйдите на дорогу… Надо машины подать — раненых вывезти.
— Каких раненых? Какие машины? — нахмурил брови капитан. — Что ты паникуешь? — И, оглянувшись на шоферов, собравшихся группой у крайней полуторки, быстрым шагом направился к откосу горы.
— Чё там случилось? — спросил Поспелов.
— Комбат тяжело ранен. Хлопцы с боями выходят из окружения. Много раненых и убитых.
— А ты? А у тебя что с ногами?
— Да вроде ничего. Вот сейчас немного отходят, — говорил Полынин, подставляя то одну, то другую ногу под ледяные струи воды…
— Ну-ка, присядь! — скомандовал Поспелов, отпустив рычаг колонки. — Я погляжу.
Полынин присел на пустой ящик из-под гранат, санинструктор наклонился:
— Вон же кровь проступает на левой… Погоди-ка, я сейчас. — И побежал к своей палатке, разбитой возле «пикапа».
«Если послать эти машины вниз, к лесу, то можно вывезти всех раненых», — размышлял Полынин, разглядывая грузовики.
Подбежал с санитарной сумкой Поспелов, присел на корточки возле Полынина:
— Ну-ка вытяни левую. Видать, осколочки…
— Не может быть! — удивился Полынин. — Откуда?
— От верблюда! Вот сейчас мы разрежем штанину…
Поспелов ловко подхватил ножницами разлохмаченный конец низка галифе, прорезал полотно до самого колена, отвернул штанину на две половинки — и Полынин увидел красноватую сыпь.
«Как у Почуева», — вспомнил он и поморщился.
— Мелкота, — сказал Поспелов и стал «выклевывать» пинцетом острые кусочки металла. На икрах проступила темная кровь, и ногу стало сводить судорогой…
— Можешь оставить на память штук пять, — приговаривал Поспелов. — А сейчас мы смажем ногу зеленкой, перебинтуем — и все заживет как на собаке.