— Командир полка приказал вывести из строя рацию, — услышали мы звонкий голос связного.
— Вывести из строя? — переспросил я.
— А потом, — понизил голос связной, — сбросите машину в Лабу…
Покровский снял с головы наушники, в которых все еще гудел голос штабной рации, подтверждающей, что радиограмма принята полностью.
— Володя, кончай! Все!..
— Все? — и Покровский нажал на ключ.
Мы бессмысленно смотрели на лампы, которые не мигали, а, раскаляясь, все больше и больше горели белым, напряженным огнем, и Покровский не снимал руки с радиотелеграфного ключа. Могучий баритон «Армейской коротковолновой» гудел в эфире, как гудят корабли, подавая прощальный сигнал…
По дороге тянулись последние беженцы, проходили мимо рации артиллеристы, а мы все медлили: не хотелось, чтоб в эти последние минуты были посторонние зрители…
Покровский спрыгнул с подножки машины, поглядел на нас пустыми, невидящими глазами, смахнул ладонью пот со лба и вдруг подступил вплотную ко мне. Словно боясь опоздать, он торопливо, с придыханием заговорил:
— Р-разве нельзя ничего п-придумать? Р-разве нельзя ее р-размонтировать, с-спрятать где-нибудь, а потом на обратном пути…
— Отойди, Володя! — проговорил Букреев и полез в кабину.
Мы слышали, как он открыл такелажный ящик, загремел запасными коленцами штырь-антенны. Ищет. Ищет кувалду… Кажется, нашел!..
Я затаил дыхание, прислонился к борту машины и… вспомнилась бесконечная степная дорога. В клубах пыли движется колонна машин. Мы следуем за «эмкой» командира полка. На коротких стоянках полковник заходит к нам, смотрит на нас воспаленными от бессонницы глазами и говорит: «Вся надежда на вас, слухачи. Как связь?..»
«Армейская коротковолновая» нас не подводила. Ее баритон подавлял пискливые голоса маломощных раций в эфире, властно врывался в наушники батальонных радистов — и связь была стабильной. Батальоны подтягивались к нам, занимали круговую оборону, и мы выходили из вражеского кольца. И вот сейчас… Зазвенят, взорвутся лампы передатчика — и в зияющем провале повиснут разноцветные провода внутренней схемы. И больше никто, никогда не услышит в эфире голос нашей «АК-1»…
Но почему Букреев медлит?
…Кувалда грохнулась об пол, я вздрогнул и невольно обернулся. Букреев спрыгнул на землю, отошел в сторону:
— Рука не поднялась…
— Заводи! — скомандовал я шоферу-электромеханику.
Тот бросился к машине, влез на сиденье, заскрипел педалью. Но что-то случилось с зажиганием, и, выхватив из-под сиденья заводную ручку, шофер выскочил из кабины. Он долго возился у мотора — не мог попасть ручкой в гнездо, надсадно скрежетал железом, потом крикнул, чтоб кто-нибудь нажал на педаль. Но я захлопнул дверку кабины:
— Кончай! Сами проведем.
— Проводим, — поправил меня Покровский.
Мы выбили камни из-под скатов машины, слегка подтолкнули ее, и она медленно, словно нехотя, пошла под уклон…
Радиостанция катилась прямо к пропасти, а мы шли, придерживая кабину с двух сторон, чтоб ее не очень качало, когда колеса перекатывались через плиты камней и неровности почвы.
Она казалась живой, трепещущей, и скаты колес шуршали по земле, как последние тяжелые шаги обреченного…
Передние колеса врезались с ходу в груду камней, радиостанция вздрогнула, что-то тоненько зазвенело в передатчике, и мы расступились, затаив дыхание. Силой инерции тяжелая машина преодолела преграду, перевалилась через край и с шумом рухнула в пропасть, в ущелье Лабы. Послышался глухой удар, плеск воды, и стремительным потоком подхватило крышку кабины, завертело у мшистого валуна и выбросило на середину реки. А потом на зеленой струе ярко блеснула колба лампы передатчика и покатилась легкой скорлупой.
Мы сняли фуражки и долго не могли сдвинуться с места. А у Володи Покровского слезы текли по щекам, и он их не вытирал — наверно, забыл, что слезы можно смахнуть рукавом…
2
Эти горы никогда не видели такого пестрого каравана, такого потока людей, которые растянулись на много верст — от Лабы до вечных снегов…
Мы поднимаемся все выше и выше, идем над глубоким ущельем, и глохнет голос гремящего потока. Теперь в нем не буйная ярость, а тихая жалоба реки, которая все никак не вырвется из мрачной теснины скал.