И вспыльчивый профессор со всей силы запустил камень в сторону двери. Девушка испуганно отшатнулась, камень со свистом пролетел мимо и, ударившись о толстую металлическую дверь, отскочил на пол, расколовшись на части.
- Старый идиот! - выругалась девушка.
Дойдя до двери, она присела на карточки и стала собирать осколки. Сергей Алексеевич опустился в мягкое кресло и что-то невнятно пробормотал. Затем схватил книгу и, закрывшись ею как щитом, уставился в текст. Некоторое время он так и сидел, но вскоре ему надоело, и седая бородка клинышком показалась из-за обложки.
- Вы долго ещё будете копошиться? - язвительно спросил он.
- Профессор, - не оборачиваясь, тихо произнесла гостья, - посмотрите. Это очень странно!
Чувствуя некоторую вину и уже почти успокоившись, Сергей Алексеевич выбрался из-за стола и, ворча под нос, направился к ней. Присел рядом, взял грубой рукой один из осколков и удивленно воскликнул:
- Мать моя женщина!
Каменный скол с обратной стороны явил его глазам те же руны. Так было и на втором осколке, и на третьем... Профессор взял самый крупный кусок, с силой ударил его о дверь и, расколов, обнаружил, что внутри камня руны повторяются.
- Мать моя женщина! - снова пробормотал он.
-Отец мой мужчина! - передразнила его девушка. - Вы знаете, как это объяснить?
- Я? - переспросил Сергей Алексеевич. - Нет! Но в мифологии об этом упоминается. Постойте, где же это? А, шестая полка с восточной стороны, третья секция...
Он встал - медленно, всё ещё ошарашенный увиденным, взял с полки толстый сборник мифов в тёмном переплете, и, отыскав нужную страницу, прочитал вслух:
"Мастер Аарон и братья его строили Скрижали из камня церзиум, который похож на обычный, но благословлён самим Господом. Сей камень обладает удивительным свойством: выбитое на нём не утратится, пока существует хотя бы мельчайшая частица его. Если отколоть от камня одну часть, разделив надвое, то надпись окажется на обоих камнях. Если измельчить его на много частей, то и тогда надпись будет на каждой. Даже если глаз человеческий не в силах различить на крошечной пылинке церзиума руны, следует знать, что они остаются там целы и невредимы".
Профессор захлопнул книгу и внимательно посмотрел на девушку.
- Между прочим, - заявил он. - Это вовсе не какое-то волшебство! Необычный феномен - да. В науке он известен как голографический эффект. Если создать голограмму, утверждают они, а потом разделить её на две части, то обе дочерние будут сохранять всю информацию изначальной материнской голограммы. Есть даже гипотеза, что по этому принципу устроена вся наша Вселенная. Но, мамонт меня забодай, церзиум существует! Девушка, дайте я вас расцелую!
- Я, я... - попыталась увернуться гостья, но ей это не удалось.
- И запомните на всю жизнь! - торжественным голосом заявил профессор минутой спустя. - Запомните и расскажите детям и внукам! Вас самолично расцеловал профессор Ерёмин Сергей Алексеевич - это ли не лучшая награда для любителя археологии?!
Глава 2,
в которой читатель узнает, как осколок Скрижалей попал в руки девушки
Мягкий свет люстры, некогда привезённой профессором из Аммурианума, городка стекольщиков на одном из островов Венецианской лагуны, падал на тёплый ворс ковра из Исфахана, древней столицы персов. Светлые кресла в стиле арт деко доставлены были из знаменитой мастерской в Брно, толстая сигара сделана вручную в Доминикане, а старинные запонки из драгоценных пуговиц, соединённых тонкой золотой цепочкой перешли по наследству вместе с двухэтажным домом из восьми комнат, гостиной, кабинета и большого подвала, где в одной из половин хранилось в бочках и толстых бутылях дорогое старое вино, а в другой располагалась лаборатория. Аристократическая обстановка эта, впрочем, резко контрастировала с импульсивным и непоседливым характером профессора. В своём родовом гнезде он проводил лишь два зимних месяца, а весной уезжал на очередные раскопки. Там он без труда довольствовался самым необходимым: жил в палатке, носил рабочую одежду, ел вместе со всеми за столом и даже мысль о том, чтобы благоустроить свой походный быт не приходила Сергею Алексеевичу в голову. Двух месяцев отдыха, чтения книг, встреч со старыми друзьями, посещения театральных премьер и зимних конных бегов на ипподроме вполне хватало ему для восстановления сил.
Жизнь его юной гостьи Дареджан была совсем иной. С детства она подрабатывала, помогая матери - крикливой и пышногрудой красавице из Аштарака, что продавала фрукты на армянском базаре. Отец Дареджан - смуглый толстяк с крупным носом был для семьи скорее обузой из-за увлечения картами и хорошим коньяком. Громкие скандалы между родителями, свидетелями которых была вся армянская улица на окраине Ахтиара, ссоры и примирения, обвинения друг друга в изменах (мнимых и настоящих) и даже шумные потасовки - всё это породило у девочки желание вырваться за базарный круг совсем в раннем возрасте. В двух кварталах от их двора была антикварная лавка, которую держал двоюродный брат матери, и юная Дареджан пропадала там всё свободное время, играя старинными куклами, рассматривая необычные вещи и читая вместо сказок и романов древние рукописи. Были там и книги по археологии, в том числе и первое издание "Истории одного улья" профессора Ерёмина, ныне совершеннейшая библиографическая редкость. Одно время Дареджан даже упрашивала мать дать денег на учёбу в археологическом университете, но та искренне не понимала, чем глиняные черепки и человеческие черепа лучше мандаринов и персиков.
Торговля на базаре, справедливости ради, немало дала девушке. Она научила трезвому расчету, умению постоять за себя, хитрости и познакомила Дареджан с огромным количеством людей из самых разных социальных слоёв. Поэтому когда она всё же уговорила дядю взять её в свою лавку помощницей, прежние знакомые нередко заходили, принося с собой, как им казалось, антиквариат. И всё же девушка была удивлена, когда в четвёртый день третьей декады первого месяца года, в лавку заглянул Кривой Кондратий, самый нищий из всех нищих Ахтиара. Про него говорили, что он настолько беден, что не имеет даже кепки для сбора милостыни. Долговязый и худой, со скрюченными пальцами, он сидел на краю базара, у будки сапожника и вместо кепки перед нищим был расстелен грязный кусок мятой тряпки. Среди торговцев про него ходили странные и весьма противоречивые слухи. За долгие годы попрошайничества он оброс целым ворохом легенд и суеверий. Одни боялись его скрюченных пальцев и утверждали, что "кого хватит Кондратий - тот три дня не проживёт". Другие, наоборот, верили, что в больных пальцах его живёт великая целебная сила, но только для того, кто понравится нищему. Родители Дареджан, при всех своих недостатках, были людьми добрыми, и нередко подавали худому старику. Отец - с редкого выигрыша в карты. Мать - в пятый день первой декады месяца, она верила в Скрижали и почитала день, когда по преданию они были установлены. Деньги обычно относила Дареджан, среди верующих считалось, что чем старше человек, тем хуже он виден Богу. Вот дети - те как на ладони.