Выбрать главу

Отец ее отругал, но видно было, что ему приятно.

Эдуардас приехал в Москву, когда ей исполнилось восемнадцать. Машка не хотела с ним встречаться, папа заставил.

Вела себя как надутая дура, хорошо, что Эдуардас оказался умнее.

В общем, теперь у нее есть папа и есть очень хороший, генетически близкий… друг, что ли. По крайней мере, когда недавно Эдуардас заболел, Машка сгоняла в Латвию, в его деревню, привезла его сюда и очень удачно прооперировала у хороших врачей. Заодно познакомилась с братом и сестрой, которых раньше не видела. Хорошие ребята. Наверное. Потому что общего у них с Машкой не оказалось ничего — ни воспоминаний, ни родины, ни даже языка.

Кстати о родине.

Эдуардас помог ей оформить вид на жительство в Латвии. Родина у Машки только одна — Россия. Но вечная шенгенская виза, как выяснилось, тоже штука полезная.

Ладно.

Сели за стол, разлили Верунино вино.

— Господи, никогда такого не пил! — Папа реально был в восторге, он вообще врать не умеет. А Машка раньше всегда считала, что все винные марки наливают из одной бочки, после чего в бой идут рекламисты.

— Да, действительно вкусно, — сказала мама. Они точно не притворялись. Надо же, как удачно заехала к Евлагиной.

— А водка все равно лучше, — сказал Ведерников и крякнул, опустошая стопку.

Наш человек.

Кроме него, вино не понравилось Венику — он, с разбегу остановившись у стола, хватанул из рюмки хороший глоток «супертосканы» — сухого красного, урожая 2004 года.

— Может, водочкой отлакируешь? — предложил ему Михалыч.

— И я отлакирую! — влетела услышавшая часть фразы Электра.

— Я вам сейчас отлакирую! — строгим тоном сказал папа. Но почему-то в этой семье его угроз никто не боялся.

Машка наелась маминых вкусностей, выпила с Михалычем рюмку водки, расслабилась и незаметно для себя, под затянувшиеся разговоры про политику, начала клевать носом.

Папа волевым решением отправил ее спать. Она не сопротивлялась — завтра предстоял не менее суматошный день.

3. Нижняя Волга. Джама Курмангалеев. То ли охотник, то ли — жертва

Джама ходко шел широким Белужьим протоком, легко придерживая руль катера правой ладонью. Левую выставил в сторону, с удовольствием рассекая ею нагретый солнышком воздух. Небо, как всегда в июле, имело слегка выцветший синий оттенок, вода тоже отражалась синевой. Правда — здорово разбавленной зеленью, также отраженной от растущих по берегам ив.

Когда он свернет из протоки в извилистые ерики, вода станет коричнево-зеленой. Да и ход придется сбросить: в некоторых местах, встав в полный рост и раскинув руки, можно дотянуться до ветвей на обоих берегах ерика. Там уже не погоняешь. Так что надо успеть получить удовольствие от скорости здесь, в широком Белужьем протоке.

Джама добавил газку, и катер, взревев, задрал нос еще выше. Волосы на затылке зашевелились, взъерошенные теплыми пальцами ветра, а деревья на берегах как будто побежали навстречу. Через десять минут такого хода — или, точнее, лета — Джама догнал большой желтый «Посейдон» Васильича, егеря с той же базы отдыха, на которой он взял свой катер. Пришлось придержать руль обеими руками: легкую дюралевую посудинку здорово тряхнуло на волнах от каютного «Посейдона».

Васильич поприветствовал Джаму, но как-то нерадостно: все знали, что старик не любит, когда кто-то его обгоняет. Впрочем, Джаму такие психологические нюансы волновали мало: он еще поддал газу, доведя мотор до максимальных оборотов. Честолюбивый Васильич машинально тоже пришпорил свой крейсер, хотя силы были, конечно, неравны. «Посейдон» был солидным каютным катером с тремя спальными местами и с довольно мощным двухтактным движком в сто пятнадцать лошадиных сил. Если действительно считать его крейсером, то посудинка Джамы была миноносцем: легкий дюраль и те же сто пятнадцать лошадей, только на полноценном четырехтактном движке. Так что там, где солидный «Посейдон» начинал разгон, катер Джамы уже летел на второй космической.

И вот старик далеко позади, сам качается на волне, поднятой Джамой.

Ничего, надолго не обидится. Слишком давно они друг друга знают.

Как раз все тридцать два года Джаминой жизни, вдруг сообразил Джама. Ведь в ерики на рыбалку его вывозили чуть не с рождения.

Его отец, лезгин, родом из Махачкалы, столицы Дагестана. Но сам Джама уже был коренным астраханцем, в знании здешних мест и любви к ним не сильно отличаясь от того же Васильича.

Тем временем по левому берегу показалась деревня. От каждого дома к воде вели сходы для спуска и подъема лодок. Местные жители в основном плавали на моторках с небольшими подвесными движками. Хотя время от времени попадались солидные каютные катера. Впрочем, принадлежали они, как правило, не рыбакам, а народившимся в бесчисленном количестве базам отдыха, иногда — совсем маленьким, чуть не в один дом. Так же редко, по сравнению со стандартной моторкой, встречались рыбацкие куласы, ранее традиционные для здешних мест. Узкие, длинные и, как правило, черные — эти деревянные лодки плавали по здешним водам с незапамятных времен. Теперь они постепенно уступали свое место плавсредствам из более современных материалов: пластика и алюминия.