– Вы так любезны, милорд, – произнесла она, предлагая ему руку для поцелуя.
– Нисколько. Вы ведь знаете, что я боготворю вас. Да, она знала. Он повторял это достаточно часто.
– В таком случае, полагаю, вы должны пригласить меня на танец.
Он улыбнулся и, подбирая живот, протянул ей руку:
– С удовольствием!
– Джилли, а ты не собираешься оставить танец за… за кузеном? – вмешалась в разговор Леандра.
– Разумеется, нет, раз он не удосужился приехать.
Пока Редмонд вел ее туда, где выстроилась очередь желающих танцевать контрданс, Эванджелина еще раз окинула беглым взглядом заполненный до отказа бальный зал. Вечера у Гэвистонов пользовались популярностью. Барон и баронесса, кажется, приглашали каждого, живущего в западной части Лондона. Тем не менее, маркиза Роли видно не было.
Он слишком дерзко требовал от нее танец, а сам даже не потрудился появиться. Если он думал, что она проведет весь вечер в ожидании его появления, ничего более не делая, то он просчитался. Она лишь испытывает облегчение оттого, что он предпочел провести вечер в другом месте.
Мать из другого конца зала одобрительно кивнула ей. Мужа она отправила за освежающим напитком. Эванджелина немало часов провела, наблюдая за тем, что следует знать хозяйке дома, – как просить, не высказывая просьб, ожидать, ничего при этом, не требуя, направлять, не давая приказаний, и ясно видеть, кто на самом деле руководит семьей.
Используя эти же методы самостоятельно, она сузила свой выбор из множества претендентов – избавила розы от окружающих сорняков, как говорила ее мать, – и нашла двух мужчин, у которых в правильной пропорции сочетались богатство, власть, потенциал и, конечно же, имелась сердечная потребность в ее направляющей руке. Эванджелина больше склонялась к браку с Редмондом, так как предполагала, что им ей будет легче управлять.
Когда они пробирались сквозь ряды танцующих, похоже, все бросали восхищенные взгляды на ее шею. Как же, приносит несчастье! Да ею никогда так не восхищались! Редмонд просто не мог отвести глаз от нее. Если все будет продолжаться так же великолепно, она может ожидать от него предложения в течение ближайших двух недель. И тогда лорд Роли не дерзнет предположить, что она получила удовольствие от его поцелуя и хотела бы его повторить.
– Объясни мне еще раз, зачем тебе понадобилось мое присутствие? – спросил Коннолл, открывая карманные часы в третий раз. – Я уже говорил тебе, что у меня назначено свидание.
– Мне очень нужно, чтобы ты был здесь, – повторил его компаньон, – потому что мои познания в искусстве весьма ограничены. А меня собирается навестить моя бабушка, и я должен продемонстрировать ей свой тонкий вкус, если хочу сохранить надежду на получение наследства. Именно об этом она пишет в своем последнем письме. Ты говорил, что поможешь мне, Конн. Ты обещал.
– О Господи, Фрэнсис, ты не находишь, что поздновато рафинировать твою душу? У тебя было для этого достаточно времени в Оксфорде. – И, кроме того, он грозился танцевать с ней сегодня. Ему нужно сдержать обещание, иначе у этой острой на язык девчонки появится еще одна причина для обвинения его во всех грехах.
Фрэнсис Хеннинг нахмурился, отчего его пышные щеки округлились еще сильнее.
– Я не терял времени тогда! Я жил с тобой в одной комнате!
Коннолл фыркнул:
– В таком случае, мой друг, нам обоим не повезло, потому что не далее как сегодня выяснилось, что мне не хватает утонченности и культуры. Очевидно, я утопил это в слишком большом графине бренди.
– Вздор, Роли! Я видел галерею картин в твоем доме. Ты знаешь, чего хочешь, пусть даже твоя поездка в Париж за шедеврами искусства кажется сумасшествием.
– Я хотел бы, чтобы это осталось между нами, хорошо? – Коннолл понизил голос. – Разговоры о моих поездках независимо от их целей сделают меня весьма непопулярным.
– Я буду, тих, как мышка, если ты мне сегодня поможешь.
Проклятие!
– Ну, хорошо. – Коннолл подал знак, чтобы принесли стакан кларета. Это отнюдь не самый любимый его напиток, но в том случае, если аукцион закончится быстро и он сможет сбежать на вечер у Гэвистона, он не даст Джилли Манроу еще одной возможности назвать его пьяницей.
– Что ты думаешь об этой картине? – зашептал Хеннинг, толкая его локтем в ребра.
Коннолл покачал головой.
– Хогарт, – заметил он, внимательно разглядывая картину, пока рабочие салона устанавливали ее на мольберте, готовясь к началу торгов. Было соблазнительно похвалить ее и покончить с этим, но он дал слово. – Это первоклассная вещь, но она стоит слишком дорого, Фрэнсис. – Коннолл просмотрел список картин, выставляемых на продажу. – Ты можешь воздерживаться, пока не дойдет очередь до этой. – Он показал на название.
– Уильям Этти. Он знаменит?
– Пока еще нет. Он молод, но эта работа тебе по средствам и это будет хорошей инвестицией. Он замечательный колорист.
– Отлично, Роли. Тебе придется немного просветить меня, чтобы я знал, что о ней можно сказать.
– Да, хорошо, я с удовольствием сделаю это завтра. А теперь я могу уйти? – У Коннолла еще оставался шанс успеть появиться вовремя, чтобы забронировать место в танцевальной карточке этой девицы.
– Нет, не можешь! – испуганно воскликнул Хеннинг, так что его лицо побледнело. – Я не умею называть цену, не знаю, когда выходить из игры, если мне придется это сделать. А также…
– Успокойся, Фрэнсис, – перебил его Коннолл, убирая часы в карман.
– Ради Бога, не бросай меня сейчас, Конн! Иначе у меня случится апоплексический удар, и я упаду замертво и, следовательно, никогда не унаследую деньги бабушки.
Коннолл снова опустился в неудобное кресло.
– Ну ладно, но тебе придется оказать мне одну очень большую услугу.
Его друг счастливо улыбнулся:
– Я уже столько услуг задолжал тебе, что потерял счет.
– Я не потерял.
– О!
Дворецкий не смог скрыть раздражения, когда Коннолл приехал в дом Манроу в начале десятого на следующее утро.
– Я должен справиться, проснулась ли мисс Манроу. Коннолл кивнул:
– Я подожду. Не буду возражать против чашки чая.
– Очень хорошо, милорд.
Дворецкий проводил его в ту же самую комнату, где Коннолл ожидал ее вчера. Да, было еще рано, но с учетом того, как Эванджелина воспринимала его, он хотел продемонстрировать, что не обязательно пьянствует каждую ночь.
Эванджелина Манроу. Боже милосердный, какой у нее рот! Она относится к тому типу женщин, которых он избегал как чумы. В его жизни было и без того много неожиданных зигзагов, чтобы еще и каждый разговор превращать в баталию. И, тем не менее, он здесь снова, уже второй раз за двадцать четыре часа. Вероятно, он слишком много путешествовал в последнее время, и плохие дороги растрясли ему мозги.
– Я не знаю, должна ли я вам сказать «доброе утро» или «добрый вечер», лорд Роли, – раздался за его спиной хрустальный женский голос.
Он повернулся и не смог сдержать улыбки, увидев, что она одета в строгий прогулочный костюм и голову ее украшает элегантная шляпка.
– Сегодня это «доброе утро», – ответил он, изобразив легкий поклон. – Я пришел извиниться.
– Мы уже установили, что вы были пьяны, милорд. Пожалуйста, не мучьте себя.
– Прошу извинить меня за то, что не смог танцевать с вами вчера вечером. Я собирался прийти, но неожиданно явился друг и попросил меня о помощи по весьма срочному делу. – Конечно, у Фрэнсиса Хеннинга почти все было срочным, но в данном случае он почувствовал искреннее отчаяние друга.
На мгновение что-то мелькнуло в ее карих глазах. Удивление?
– О! – пробормотала она, отступая. – Нет нужды извиняться. Я и не ожидала, что вы будете помнить о своем намерении, а тем более – присутствовать на рауте.
Коннолл сделал шаг к ней, игнорируя хмыканье гувернантки.
– Я ничего не забыл и собирался прийти. Именно по этой причине я приношу сейчас извинения.