— Анатолий Васильевич, на вас бумага пришла из органов госбезопасности, — словно извиняясь, возвестила ему старшая кадровичка.
— К награде представляют? — с серьезным видом пошутил тот.
— Нет, к сожалению… Вас по их квоте от нас временно забирают. Без сохранения содержания… Они вас в Чернобыль отправляют. На ликвидацию последствий аварии. Здесь указано — на основании вашего личного заявления, добровольцем, — провела она указательным пальцем с покрытым алым лаком длинным заостренным ногтем по тексту и изумленно подняла глаза. — Неужто вы сами, добровольно?
— Если не я, то кто же?.. Хочу исполнить долг перед родиной, — с нарочитой торжественностью провозгласил Панаров. — Что надо подписать?
— Я все подготовила… Вот здесь, прочтите и подпишите, потом вот здесь и здесь, — разложила она на столе перед ним несколько документов на заводских бланках. — Говорят, якобы, радиация дурно на мужские функции влияет… — осторожно заметила сердобольная женщина.
— Наоборот, раньше радием даже импотенцию лечили. Все будет работать, — убежденно заверил ее Анатолий. — И даже светиться в темноте.
— Покажете? — с нахальной усмешкой заинтересовалась самая молодая из находившихся в кабинете.
— Обещаю, — подтвердил Панаров, поднимаясь со стула.
После смены он медленной поступью и не глядя по сторонам, не заговаривая ни с кем из знакомых по дороге, возвращался домой.
Вчера воротилась семья, ребятишки хорошо загорели; Алешка рассказывал о бескрайнем море и бархатно теплой воде, Надька выкладывала дорогие гостинцы от тестя и делилась своими опасениями насчет праздности и легкости бытия тещи, подружившейся с рюмкой. Анатолий слушал вполуха, порой кивал и поддакивал. Мыслями он был далеко.
Как сказать о командировке в Чернобыль? Как изъяснить, что нельзя не ехать? Как описать все случившееся за время их отсутствия?.. Ничего связного на ум не приходило, и он решил отсрочить разговор на завтра.
Но и сейчас, за пару дней до отъезда, он все еще не знал, как оправдает жене свой импульсивный поступок. Тем паче что едет он не от завода, а по линии комитета.
Все вокруг него запуталось, и не было зримо и намека на исход из лабиринта. Как во сне, когда вроде бы знаешь, где находишься и куда идешь, но с каждым поворотом коридора, с каждой раскрытой дверью оказываешься во все более незна-мых местах и не можешь даже вернуться вспять — там уже все другое, тоже чуждое. Остановиться, задуматься на секунду, спросить себя «а не сплю ли я?», посмотреть кругом новым взглядом — на это не хватает сил. Остается лишь бесцельно, бессмысленно, как сомнамбула, двигаться дальше, распахивая дверь за дверью, одолевая поворот за поворотом, лестницу за лестницей… И не пробуждаясь из этого наваждения до самой смерти.
Войдя в дом, раздевшись в прихожке, повесив сто раз надеванную спецовку на крючок вешалки и умывшись студеной водой из крана, Анатолий не сразу заприметил, что жена молча и внимательно, не сводя глаз, следит за каждым его движением.
Не дойдя два шага до дверцы холодильника, он резко остановился, развернулся и тоже молчком долго посмотрел на нее.
— Это правда? — не выдержала и первой прервала молчание Надежда.
— Что именно? — спокойно и безучастно, словно бы наблюдая всю сцену со стороны, будто зритель в театре, переспросил он.
— То, что ты спутался с престарелой разведенкой с рабочего поселка?.. И даже к нам домой ее таскал? — повышая голос и вопрошающе глядя на него снизу вверх, бросила тяжкое обвинение Панарова.
«Интересно, кто же из доброжелателей успел так быстро все донести?.. А может, так оно и к лучшему?» — пронеслось в голове Анатолия.
— Все в прошлом… Тебе нужны подробности? — не отводя глаз и не мигая, тихо промолвил он.
— Пошел вон! — медленно процедила сквозь зубы Надежда. — Собирай манатки и уматывай!
Ей вдруг стало невыносимо жалко себя, жалко своей верности, порванной бумажки с адресом, своего доверия и наивности. Она чувствовала себя преданной, обманутой, растоптанной, облитой грязью.
— Да я уже собрался, — Панаров вынес из спальни чемодан и начал одеваться. — Ты ничего больше услышать не хочешь?
На кухню влетел плачущий Алеша, краем уха заслышавший из задней комнаты раздраженный разговор взрослых и ничего не понявший, кроме того, что мама выгоняет отца из дома за некий проступок.
— Мама, не прогоняй папу! — закричал он, упав на колени и попытавшись обвить руками ноги Анатолия и задержать его.