— По личному, но очень важному. Большего сказать по телефону не могу.
— Хорошо, этого достаточно… Вы записаны на следующий вторник на три часа дня. С собой паспорт.
— Спасибо.
— Всего доброго.
«Вполне вежливые люди, — подумала Надежда, медленно опуская трубку. — Без всякого хамства… Чего я так боялась? Пускай боятся те, у кого совесть нечиста. А я никому плохого не сделала. Я им сына — образцового пионера воспитываю и дочку».
Конечно, она уже знала, что женщина, с которой спутался муж, то ли сгорела при пожаре в своем доме, то ли бесследно исчезла, и вся история кругом этого была довольно мутной. Но мало ли домов в Бахметьевске горит всякий год и мало ли людей при этом погибает?..
Ничего особенно интересного либо предосудительного она о Даманской не слышала. Обычная разведенка, каких сотни, без детей, без мужика, вкалывала на стекло-заводе… Понятное дело: беспокойно разбрасывала сети вокруг, растерянно металась, с тревогой подсчитывая уходящие годы и слабеющие шансы схватить счастье в жизни.
На склоне лет поймала моего дурачка, который и под ноги-то не смотрит — все в облаках витает. Обворожила, показала ему, что, мол, не от мира сего, вся из прозрачного эфира да идеи. Он и повелся, как теленок…
Новизна впечатлений бы со временем прошла, чары спали — всем человек насыщается — и увидел бы он подлинную сущность этой пленительной воздушной феи… Запуганное жизнью, потерянное, жалкое, несчастное существо, одинокое и мятущееся, чувствующее, как неумолимо погружается во мглу небытия, и старающееся ухватиться за кого угодно, лишь бы погружаться вдвоем, не одной. И нет там в душе никакой загадки, тайны, другого мира, иных смыслов…
Один из миллиардов пузырьков сознания, захваченный дряхлеющей плотью, низводящейся во мрак, уже полускрытой в нем. Жертвовать собой ради него так же бессмысленно, как легкокрылому мотыльку падать в едва краснеющий в ночи огонь почти потухшей, померкшей, догорающей свечки, чтобы на миг оживить его… Глупый ты, глупый!.. Ради чего и стоит жить, так чтобы зажигать новые огоньки сознания, яркие и вибрирующие жизнью — и понемногу переходить в них, отдавая им свое свечение.
Вернувшись с работы, мама спросила Алешу, как дела в школе. Выглядел он оживленным и явно жаждал чем-то поделиться.
— Мам, а меня сегодня для радио «Пионерская зорька» записывали!.. Я в микрофон говорил, меня в передачу включат для пионеров!
— Молодец! И о чем же ты там говорил? — ободряюще улыбнулась ему Надежда.
— О Тимуровском движении, о том, как мы великое дело Тимура Гайдара продолжаем! Что он был одним из самых лучших пионеров в стране, и мы хотим быть похожими на него. Как мы бабушкам одиноким помогаем на огороде и дома, — протараторил Алеша.
— Вот Тимур вырос и, наверно, уже воспитал своих детей — таких же замечательных пионеров, как ты… Побольше бы вас, чтобы мы в старости смотрели на вас, уже больших и взрослых, и радовались, что век свой не впустую прожили.
— Конечно, будете радоваться! — уверенно заявил мальчик. — Бабушки и сейчас у нас в стране очень радостные!.. И хвалят нас.
Покормив детей и завершив работу по дому, мама Алеши снова задумалась о том, как же так: зима не за горами, а от него поныне ни одной весточки…
Даже из тюрем письма родным доходят. А здесь — ни письма, ни телеграммы, ни перевода по почте… Живой ли? Иль в первые же дни сгинул?..
Повестка бы пришла, тело бы прислали, пусть и в запаянном гробу… Как в тех семьях, что про Афганистан не из телевизора знают. Да и не война же там сейчас…
Живой он, значит. Отзовется, как сможет…
Глава 110
Виктор Павлович внимательно изучал лицо молча сидевшей напротив него посетительницы и не спешил начинать разговор.
Симпатичная, немножко на татарку смахивает, скуластая, но глаза не карие — зеленые, подбородок только чуть великоват. С характером, видно, женщина… Хоть и невысокого роста да худовата.
Без мужа, конечно, жиров не нагуляешь, «позабудешь меда вкус ты, если в кошельке негусто».
— Я знаю, по какому вопросу вы пришли, — наконец, промолвил он. — Мне непонятно другое. Он же вас предал, изменил с другой женщиной, и вы знаете об этом… Почему вы до сих пор на развод не подали? Никчемный же человек! Раз предал — предаст и второй… А вы еще можете найти приличного человека. Отпустите его внутри, вычеркните из жизни, выкиньте из головы и вырвите из сердца. Его уже для вас не существует.
— Он что, погиб?
— Я не сказал, что погиб… Для вас — не существует. Вы же никогда ему не простите — я разбираюсь в людях.