Свекровь хлопнула ладонью по столу.
– Дурочку передо мной не валяй – не заслужила! Это он, мой сын, – дурачок. Ничего не замечает. Мужики вообще замечают последними! А меня не обманешь. Или ты отказываешь мне в разуме?
Кира молчала, опустив голову.
– Я все поняла давно, еще полгода назад. По твоим сумасшедшим глазам, по дурацкой улыбочке – все мы становимся дурочками, когда… – Свекровь горестно махнула рукой. – Я бы тебя поняла, если бы не была его матерью. Поняла бы и поддержала – все в жизни бывает, что уж тут. Порадовалась, скорее всего – вон как тебя понесло! Любовь, не иначе – глаз горит, щеки алеют. Волосы вьются. Но, Кира, я его мать! И стоять буду за него – это ты, надеюсь, понимаешь!
Кира кивнула. Помолчали. Кира по-прежнему не поднимала глаз.
– Ладно, – прихлопнула ладонью по столу Вера Самсоновна. – Я все поняла. Значит, ты уже решила. Уговаривать тебя не буду, останавливать тоже. Твое решение и твоя жизнь. Сына поддержу – ему будет трудно. Да ничего, отболит, в молодости все быстро проходит. Слава богу, с детьми вы не успели. Вот это бы было для меня – уж точно катастрофой. Все, Кира. Иди. Иди, пакуй вещи. Ты, кажется, почти собралась? И да! – выкрикнула она ей вслед. – А зачем ты вообще за него шла? Ты же его не любила!
О господи! Значит, Вера все понимала? И видела ее чемодан? Ну конечно! Она не была любопытной и бестактной тоже. К ним в комнату лишний раз никогда не заходила, а тут, наверное, заглянула по делу. Да какая разница?
Кира обернулась и чуть слышно пробормотала:
– Простите меня.
– Бог простит, – сухо откликнулась почти бывшая свекровь.
По всему выходило, что уходить надо было сегодня. Да, да, быстро покончить со сборами и уйти. А объяснение с мужем? В конце концов, он ничем ее не обидел – за что же с ним так?
Кира села на край бывшей супружеской кровати и замерла. Что делать? Ждать Володю? Глянула на часы – до его прихода с работы оставалось четыре часа. Невыносимо сидеть в этой комнате и ждать. Уйти из дома? Да, выход. Пойти в кино или пройтись по магазинам. Голгофа отодвигалась. После разговора с Верой ей стало легче. Она быстро оделась и с облегчением выскочила из квартиры.
Вернулась к семи – Володя ужинал на кухне. Свекровь смотрела у себя телевизор.
Разделась, зашла в кухню.
– Володя!
Он поднял на нее глаза.
Молчал. По его глазам поняла – Вера уже ему рассказала. Ну что ж, стало быть, объяснение отменяется. Уже хорошо.
– Володя, – повторила Кира, – я…
Он кивнул и отложил вилку. В тарелке остывала картошка. Кира сглотнула слюну – вспомнила, что с утра ничего не ела, ни крошки.
Он внимательно и выжидающе, даже с интересом, разглядывал свою жену.
– Я тебя внимательно слушаю, – наконец сказал он.
И эта спокойная, холодная фраза окончательно выбила Киру из колеи. Она разрыдалась – громко, бурно, с истерическими нотками, так не свойственными ей.
Володя все так же сидел напротив, уронив в руки голову, молчал. Потом не выдержал:
– Все, Кира, хватит. Решила – значит, так тому и быть. Останавливать и держать тебя не буду. Знаю, что ты человек разумный и с кондачка решений не принимаешь. Когда ты уходишь? Сегодня?
Растерянная, Кира неуверенно забормотала какую-то глупость:
– Да, если надо, конечно, сегодня!
Он усмехнулся:
– Надо? Кому, извини? Мне – точно не надо. – И быстро вышел из кухни.
Просидев минут десять в полнейшем бессилии, она поднялась и пошла в комнату. Муж лежал на диване и читал книгу.
Кира вытащила из-под кровати чемодан, достала из шкафа сумку с мелочами и посмотрела на мужа.
– Ну я пошла? – неуверенно сказала она.
Он отложил книгу и кивнул:
– Да, разумеется. Удачи тебе!
– И тебе, – прошептала Кира. – И еще раз прости, что так получилось.
Не глядя на Володю, она быстро вышла из комнаты. У входной двери услышала что-то подобное рыку. Или стону. Или… Это было нечеловеческим звуком. Сердце оборвалось. В комнату к свекрови зайти не решилась.
Выйдя на лестничную площадку, услышала крик Веры Самсоновны:
– Сыночек!
Слышать остальное было невозможно – она схватила сумку и чемодан и, не дожидаясь лифта, бросилась вниз по лестнице. Чувствовала себя при этом преступницей. Нет, даже не так – убийцей.
От дома бежала, как от чумного барака. А когда устала и остановилась, поняла, что не знает, куда идти. Позвонить Мишке? Нет, невозможно – трубку может снять жена, что тогда? Да и к чему дергать его поздним вечером, что изменится? Села на скамейку и снова разревелась. Ну и поехала в отчий дом, в Жуковский. А куда деваться?
В электричке тряслась как осиновый лист – теперь предстояло еще и объяснение с родителями. А это куда хуже, чем объяснение с мужем и свекровью – точнее, бывшим мужем и бывшей свекровью.