— Курорт, Сочи. Тишина, спокойствие. На днях корреспондента нашего ранили. Но он-то как раз поехал вместо струсившего Рындина.
Беркутов поднялся из-за стола, подчеркивая, что встреча закончена: — Партия вам доверяет важный участок. В интересах партии, чтобы вы работали дружно и согласованно, — возле двери он похлопал меня по плечу, с наигранной радостью сказал: — Поздравляю вас с высокой правительственной наградой, — обращаясь к Крутковскому, добавил: — Павла Петровича орденом «Знак Почета» наградили.
В коридоре я спросил у моего нового начальника, когда он думает выехать в Принеманск. Редактор ответил неопределенно. Больше ни он, ни я вопросов не задавали. Шагали молча по длинным ковровым дорожкам, ведущим из коридора в коридор. Вдруг впереди я увидел знакомую фигуру главного редактора «Красного знамени».
— Извините, — торопливо сказал я Ивану Кузьмичу и бросился догонять Сергея Борисовича. Он оглянулся, широко расставил руки:
— Здравствуй, Пашенька, поздравляю с наградой!
— Спасибо. Меня тут Беркутов «поздравил».
— Газету делаете неплохую. Мы каждый номер читаем.
Я с горечью и обидой рассказал Сергею Борисовичу о только что состоявшемся разговоре.
— Возвращайся к нам, — предложил главный, — ты для нас всегда желанный. Квартиры, правда, сейчас нет, но скоро будет. Дом у Савёловского вокзала строят. Пока поживешь в Мамонтовке на даче.
— Я бы с радостью.
— Вот и хорошо. Будем действовать.
Через несколько часов в Кремле Михаил Иванович Калинин вручил мне орден «Знак Почета». Вместе с другими награжденными я сфотографировался рядом с Председателем Президиума Верховного Совета страны.
Часы пробили десять раз. Мы погасили в комнате свет и подняли шторы. За окном белела занесенная снегом Красная Пресня. Прогремел залп, расцветилось огнями небо. На миг приподнялись, словно встали на цыпочки, дома и снова скрылись под снежной пеленой. Москва салютовала войскам Первого Прибалтийского фронта, освободившим от фашистских захватчиков один из важнейших портов Балтики. Да, теперь уже легче будет работать и у нас в области. Фронт все дальше откатывался от Принеманска.
Самсонов положил мне руку на плечо:
— Выйдем на улицу.
Сергей Сократович Самсонов — тот самый журналист, о котором сегодня говорил в ЦК новый редактор. Мы договорились о встрече — и вот я у него в гостях. Неплохая, уютная квартира. Для Москвы даже хорошая. Самсонов заведует отделом в центральной сельскохозяйственной газете. Жена его тоже работает. У них двое детей, с которыми возится бабушка.
Натыкаясь в темноте на стулья, мы прошли в коридор. Щелкнул выключатель. Я незаметно бросил взгляд на хозяина квартиры. Поверх полувоенного костюма он надевал довольно потертое, черное, сугубо гражданское пальто. Что его тянет в Западную область, почему не сидится в обжитой Москве?
Словно угадывая мои мысли, Самсонов спросил:
— Трудно у вас?
— Очень.
— Люди живут?
— Живут.
— Ну и я жить буду.
Больше мы в этот вечер не возвращались к условиям жизни в Принеманске. Говорили о положении на фронте, о том, что теперь, наверное, скоро придет конец войне. Проводив меня до трамвайной остановки, Самсонов неожиданно спросил:
— Там что, хутора?
— Хутора, — подтвердил я. — Великое множество хуторов.
— Это скверно. Трудно будет организовать колхозы.
— Это еще не скоро.
— Скоро. Наш опыт поможет. Знаете, я ведь организовывал колхозы в Поволжье. Тогда еще комсомольцем был.
— Опытные люди нам нужны, — согласился я и спросил:
— Крутковского давно знаете?
— Порядочно. До войны у него заместителем был в областной газете.
Еще раз вспыхнуло небо разноцветными огнями, отгремел последний залп салюта. Подошел почти пустой трамвай.
— До встречи в Принеманске, — крикнул я с подножки. Самсонов в ответ помахал рукой.
Крутковский, выходит, неспроста послал меня знакомиться с Самсоновым. Это его хвост. Наверняка он метит его к себе в заместители. Значит, на мое место. Ну что ж, может быть, и к лучшему. Вернусь в Москву. И вдруг какой-то внутренний голос властно сказал: «Никуда ты не уедешь из Принеманска. Не имеешь права. Там сейчас труднее и там твое место. Кем будешь — неважно. Редактором, заместителем, литературным сотрудником — все равно. Убежишь — сам себе не простишь этого». Никуда не уйду из «Зари Немана». Не уйду!
За окном трамвая промелькнул черный силуэт дома, в котором мы с Тамарой еще недавно жили. Сейчас этот дом был чужим.