— Ты близок к истине…
Павел Петрович чувствует, как начинают деревянеть губы. Не надо нервничать, этим делу не поможешь. Надо доказывать делом, статьей. Ткаченко обнимает Соколова за узкие плечи и примирительно говорит:
— Хватит, хватит, старик, брюзжать. Признайся, что статью ты написал на средне-дерьмовом уровне. Взялся говорить о проблемах, о которых сам имеешь весьма смутное представление, а редактора на тебя хорошего не оказалось.
Викентий с мольбой посмотрел на друга сквозь стекла очков. Скоро принесут из типографии полосы очередного номера. Надо их читать и пора прекращать разговор. Он устало ответил:
— Знаю. Ныне цитатчики не в почете. Ты уж извини, буду старомодным. Ударю тебя цитаткой. Не помню, кто это сказал — Белинский или Писарев. Во всяком случае кто-то из великих наших критиков предупреждал писателей, что если они намерены принести пользу молодым людям, то пусть меньше толкуют об их достоинствах, а больше думают, как удовлетворить их умственные потребности.
— Не надо, старик, убивать меня мудростью классиков. Ведь в твоей статье…
— Где уж нам, — вспылив, сказал Викентий, — уверяю, я не хуже, чем ты…
Соколов не окончил фразы. Пришел выпускающий, и разговор прекратился. Собственно говоря, он продолжался сейчас, за письменным столом. В своей статье Ткаченко должен быть более обстоятельным. Он обязан рассказать читателям не только о своих тревогах, раздумьях, но и о том, что думают о воспитании заводских подростков те, кто постоянно с ними общается. Завтра по его просьбе в парткоме машиностроительного завода соберется группа мастеров, парторгов и комсоргов. Их заранее предупредили о предстоящем разговоре.
Анатолий расстелил простыню на диване. Стараясь привлечь внимание отца, он с пафосом продекламировал:
— А утомленные народы не знают, как им поступать: ложиться спать или вставать… Ты что, отец, окончательно перешел с утренних на ночные бдения?
— Для вашей газеты статью готовлю, Толя.
— О Валерке, что ли, пишешь?
— И о нем тоже.
— Знаешь, папа, и у меня этот случай не идет из головы. Не могу поверить, что такой парень, как Валерка, стал преступником, чуть ли не грабителем.
— Все это, сынок, к сожалению, жизнь. Кто такой Валерка? Ни рыба ни мясо. Тихоня, скрытный, бесхарактерный. Сам по себе он, может быть, и не плох. Но легко попадает под чужое влияние. Наверное, нечто подобное с ним и произошло. Совратили, думаю, парня с пути истинного. Черт знает, какие у него-были дружки. Следствие покажет.
— Не то, отец, «думаю», «наверное» здесь не подходит. Надо доискаться правды, существа дела. Знаю-я Валерку чуть ли не с первого класса. Действительно, в школе он был тихоней, хотя изредка и мог сделать мелкую пакость и учителям и товарищам. И в то же время стремился выйти из своей тени на свет, как-нибудь выделиться. Способностями, не говорю уж талантами, его бог не наградил. Знал в классе только-то, что вызубрил. На спортивной площадке тоже никогда заметен не был — ни в беге, ни в прыжках, ни в футболе, ни в волейболе. А выделиться хотелось. Но для этого надо было приложить усилия.
— Фактически ты подтверждаешь мою мысль.
— Нет, папа, ты нарисовал схему, а мне хочется понять Валерку, и чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что не в его характере совершить нападение на человека. Правильно, он слабовольный. И школу из-за этого бросил. Не хватило воли заставить себя заниматься, избавиться от двоек. На заводе — показалось легче. К тому же, без особого труда смог возвыситься над своими одноклассниками. Рабочий человек сам зарабатывает деньги. Приходил в школу, угощал ребят дорогими папиросами, девочкам билеты в кино покупал…
— С этого могло все и начаться. Под горку только побеги — и подталкивать не надо. Валерку же могли и подтолкнуть.
— Смелости, решительности у него для этого не хватило бы, уверяю тебя. Допускаешь ты мысль, что на парня могли возвести напраслину?
— И так бывает.
— А если ты ошибешься, не страшно?
— Я смогу почитать материалы следствия, а потом я не собираюсь писать конкретно о нашем соседе. Возьму нескольких таких Валерок, пусть будет собирательный образ подростка, ставшего на путь преступления. Статья у меня шире задумана, не об одном факте…