— Яков Федорович у тебя бывал?
Девушка удивленно подняла брови.
— С чего ты взял! — и засмеялась так звонко, как только одна она умела. — У-у, а ты ревнивый! Не дуйся, не на поминки пришел, а на встречу Нового года.
Анатолий чуть не буркнул: «А я думал на помолвку», но вовремя спохватился. В комнату с подносом в руках вошла Печалова-старшая.
За стол сели втроем. Любовь Павловна, подняв рюмку, сказала:
— Нашему гостю, наверное, будет скучно. В былое время, еще когда муж был жив, у нас собирались большие компании — фронтовые друзья, артисты. А потом… Все чаще и чаще мы с Женюркой вдвоем оказывались за новогодним столом…
— К чему эти воспоминания, мама! Спела бы лучше.
— Успеется. Налей гостю, а то он от нас сбежит.
— Что вы? Мне так у вас приятно, — поторопился уверить Анатолий, — и я прошу: спойте, мне Женя говорила…
— Бывшим певицам петь не следует. Даже для друзей, — ответила Любовь Павловна и, не ожидая дальнейших уговоров, запела «На границе тучи ходят хмуро…», дошла до слов «край суровый тишиной объят» и оборвала песню, вышла из комнаты.
Женя рассказала, что эту самую песню мать пела в ночь, когда началась война. Именно на словах «край суровый тишиной объят» загрохотали орудия, вздыбилась земля. Было это в городе у самой немецкой границы.
— Вот так случай, — удивился Анатолий, — прямо в рассказ просится. И название готово: «Тишина».
— Жизнь мама прожила не тихую, а громкую, боевую, — заметила Женя. В это время в комнату вернулась Любовь Павловна. — Что ты, мама, приуныла? — Женя обняла мать за плечи и, как маленькая, потерлась щекой о ее щеку.
— Другую елку вспомнила.
— Расскажи…
— Уж больно не новогодняя история.
— А я люблю жуткие истории.
— Вам не кажется, ребята, — начала свой рассказ Любовь Павловна, — что ветки елки напоминают растопыренные пальцы матерей, молящих о пощаде?
Образ был настолько неожиданным, что молодые люди недоуменно переглянулись.
— Не кажется! — продолжала свой рассказ Любовь Павловна. — Происходило это бог весть когда и где — в ином мире, а может, и в другой жизни. Впрочем, я точно могу назвать день и место действия.
Город, в котором я жила, заняли немцы. На окраине они организовали лагерь для военнопленных. Что это был за лагерь, как там издевались над нашими людьми, рассказывать не стану. И в книгах вы про такое читали, и в кино видели.
В лагерь этот и мой муж попал. Очевидно, поэтому партизаны и дали мне задание устроиться туда на работу, завязать связи с военнопленными. Случаю, как это чаще всего и бывает в жизни, угодно было помочь мне выполнить приказ командования отряда. Бежавший пленный рассказал партизанам о странностях начальника лагеря. Он возомнил себя певцом и срочно ищет учителя пения. Всех пленных опросил. Вот тогда партизаны и решили послать меня учительницей к оберлейтенанту. Для этого были основания. В свое время я училась в Киевской консерватории, недурно пела. До замужества мечтала стать профессиональной певицей, видела себя уже на сцене оперного театра. Но потом жизнь рассудила иначе: приехала на границу, где служил муж. А тут война…
Любовь Павловна замолчала, словно собиралась с мыслями.
— Так о чем это я? — наконец прервала затянувшуюся паузу Любовь Павловна. — Ах, о коменданте. Стала давать ему уроки пения. Впрочем, играла на рояле и пела я одна, а он сидел, согнувшись в кресле, и молчал. Разговаривали мы редко. Хотя немецкий я понимаю. И в случае нужды могу поддержать разговор.
Такие уроки продолжались с месяц, потом вдруг коменданту пришла мысль создать хор из пленных, чтобы ему пели русские народные песни. Я получила доступ в лагерь. Пока отбирала солдат и офицеров с хорошими голосами, мне удалось завязать знакомство со многими военнопленными, встретилась даже с мужем. Но эта встреча радости не принесла. Ну да бог с ним. Не о нем речь. Нашлись в лагере настоящие люди. Через них партизаны и начали готовить массовый побег военнопленных.
Снова наступила длинная пауза.
— Да, я хотела рассказать о елке, о встрече Нового года. Комендант приказал мне, чтобы ночью привела певцов, он намерен слушать русские песни в ночь под Новый год. Такое у него, дескать, правило. Каждый Новый год он слушает песни другого народа. В прошлом году — Франции, в этом — России, а на следующий, — может быть, Англии или Америки, куда пошлет его фюрер.
В тот Новый год мне и показалось, что ветки елки напоминают дрожащие пальцы рук, молящих о пощаде.