— Что за новое увлечение? — удивился Ткаченко.
— Влияние кино. Теперь во многих фильмах журналист прыгает по крышам, дерется, летает на чем угодно, опускается на дно океана, проявляет чудеса храбрости.
— Прыгать легче, чем проявлять выдержку изо дня в день. И тебе придется туго. Если решишь ломать старые формы, порядки в редакции…
— Беззубый Паша показывает зубы, — скаламбурил Криницкий. — Не станем гоняться за Фантомасом. Советский угрозыск не привлекает журналистов для ловли бандитов… А силенки у нас еще хватит. Попробуем работать по-новому…
— В добрый час…
Новый приятель
— Кто пустым делам придает важность, тот в важных делах окажется пустым человеком. — Виктор Светаев натянул на голову одеяло, давая тем самым понять, что разговор окончен.
— Протрите глазки, в-ю-ноша, взгляните на часы, время вставать на ножки, — продолжал будить приятеля Анатолий.
— Ну и дал же бог мне попутчика!
— Не бог, а секретариат, — уточнил Толя, — а потом мы же договорились встретиться в райкоме.
— Не придавай значения пустым делам.
— Повторяетесь, сэр.
— Только потому, что ты не осознал всей мудрости изречения древнеримского философа Катона-старшего.
— Если ты еще начнешь цитировать Катона-среднего и Катона-младшего, то мы опоздаем.
Светаев наконец расстался с одеялом, сел на кровати, уставившись на Анатолия, удивленно произнес: — Ну-у?!
— Что ну?
— Ничего не слышал о Катоне-среднем.
— Пробел в образовании, вставай.
— Ага, осмыслил, кинь тапки, жмет невтерпеж…
Надевая тапки, Светаев пожаловался, что во рту погано, словно конный взвод ночевал, и башка трещит.
— Не надо было мешать водку с пивом, — сказал Анатолий.
— Запомни, Толик, никогда не давай людям банальных советов. К этому я мог бы еще кое-что добавить веское, но…
Виктор вприпрыжку побежал по коридору, а Анатолий занялся приготовлением завтрака. Нарезал хлеб, колбасу, налил в стаканы кипятку, пожалел, что не купил заварки, а то совсем было бы неплохое пиршество. Виктор долго не возвращался, и Анатолий стал листать блокнот. Записей мало, не успели встретиться со многими, с кем Ткаченко казалось необходимым поговорить. Два дня в командировке промелькнули незаметно. Вечером надо возвращаться в Принеманск, а в блокноте мало записано фактов и того меньше мыслей. О чем писать — совершенно неясно, ведь полоса.
— На берегу пустынных волн сидел он, дум великих полн, — в дверях появился Светаев, — чего пригорюнился, добрый молодец? Встретил сейчас того типа, что в ресторане называл нас в-ю-ношами, предлагает пойти опохмелиться…
— Ни под каким видом, — испугался Анатолий.
— Примерно так я ему и ответил: с утра не пью, не делаю из водки культа. А в-ю-ноша, кажется, сейчас снова налижется…
— У нас с тобой, Виктор, дел невпроворот. Успеем ли?
— Не доверяйте разочарованным — это почти всегда бессильные. Флобер. Том третий, страница сто сорок пятая… Давай вырезки, которые ты привез из Принеманска, прикинем, что у нас есть. У, да здесь у тебя целый клад. Располагаешь такими богатствами и еще сомневаешься! В этом духе у нас выступит ветеран, это вполне подойдет для секретаря райкома комсомола. Точка зрения директора школы нам известна. Руководитель военно-исторического кружка обещал притащить в гостиницу цифры и факты. Снимки ты возьмешь в редакции, а я смотаюсь в райком партии.
— Я тоже хотел бы встретиться…
— Пойдем строем, с развернутым флагом.
Секретарь райкома партии Станислав Иосифович Курелла оказался интересным человеком — кадровый офицер, бывший фронтовик. Тема военно-патриотического воспитания его по-настоящему волновала. Он говорил о том вреде, который в свое время принесли делу воспитания молодежи пацифистские настроения некоторых работников, ругал книги, авторы которых находят лишь черные краски, чтобы густо измазать ими страницы, касающиеся минувшей войны, а о подвигах, подлинном героизме не пишут — да и сейчас мало пишут о романтике военного дела. Недавно в школе одна учительница додумалась сказать ученику, не подготовившему урока: «Будешь плохо учиться, пойдешь в армию. Института тебе не видать, как своих ушей». А весь класс слушал эту вредную проповедь учительницы.
Анатолий удивленно смотрел на секретаря райкома. Тот говорил сущую правду, которую редко произносят вслух. Действительно, ни старший брат, ни сам Анатолий не думали о службе в армии. Володю призвали — отслужил. Анатолия освободили от службы в армии по состоянию здоровья — не огорчился. Так же относятся к военной службе и некоторые другие сверстники молодого журналиста. Почему? Очевидно, так их воспитали…
— Не кажется ли вам, — вступил в разговор Светаев, — что вы, Станислав Иосифович, рисуете несколько мрачную картину, так сказать, сгущаете краски? Боюсь, что редактор сочтет такое интервью антипатриотичным. Вы лучше расскажите о праздниках допризывников, о том, какие наказы дают будущим воинам родители, как в районе воспитывают допризывную молодежь, о работе ДОСААФ.
— Такими материалами мы располагаем, — ответил Курелла, — вам их дадут в орготделе. Но газете следовало бы глубже разобраться в вопросах военно-патриотического воспитания. Надо честно посмотреть на вещи. Возможно, это звучит несколько непривычно для нашего слуха, но среди определенной части молодежи укоренились пацифистские настроения. Не случайно на некоторых плакатах образ голубки заслонил фигуру воина. Многие люди привыкли к тезису, что войну можно предотвратить, и забывают, что она может в любое время разразиться нежданно-негаданно…
— И тогда наша молодежь с честью и достоинством выдержит суровый экзамен, окажется достойной своих героических отцов. Вспомним остров Даманский, — перебил Светаев.
— Я не ставлю под сомнение патриотизм нашей молодежи. Но сегодняшние недоделки могут нам дорого стоить. К войне надо готовиться в мирное время. Передайте редактору, что мы хотели бы чаще читать в газете статьи о мужестве воинов, их находчивости, о подвигах солдат и офицеров, совершенных не только на фронтах, давно, а сегодня, сейчас, в мирных условиях. Мне не приходилось читать в «Заре» статей, воспевающих труд военных моряков, летчиков, танкистов, артиллеристов, ракетчиков…
— Вы правы, товарищ Курелла. Это серьезное упущение газеты, — согласился Светаев, — мы обратим на него внимание редколлегии и редактора.
— В газете нередко можно прочитать о том, как работают вузы, каких специалистов они готовят, а вот о военных училищах почему-то не пишут. И зря. Надо привлекать внимание старшеклассников к военным училищам.
— Видите ли, Станислав Иосифович, — снова перебил секретаря райкома Светаев, — газете себя бичевать в этом номере неловко. Праздничный номер, посвященный Дню Советской Армии, а мы себя, как офицерская вдова, сами пороть станем, да еще и слезы в два ручья: «Простите нас, окаянных, не писали, проморгали, больше не будем». Вроде бы и не симпатично получается.
Анатолий не мог понять, что вывело из равновесия Виктора Светаева, почему он так агрессивно настроен. Но ведет он себя вызывающе, — надо бы вмешаться, перевести разговор в более спокойное русло. Не успел Анатолий еще придумать, какой вопрос задать, как сам должен был отвечать.
— А теперь разрешите полюбопытствовать, — спросил Станислав Иосифович, — вы сами в армии служили?
— Наша биография к делу не относится, — отпарировал Виктор.
— Я с тобой не согласен, Виктор, — вступил в разговор Анатолий, — вопрос уместен, и отвечать на него мне приходится без рисовки: в армии еще не служил. Подвело сердце…
— Напрасно ваш товарищ взъерепенился, — заметил Курелла, — я не в укор спросил… Только мне показалось, что товарищ Светаев сам не очень-то представляет армейскую жизнь, смысл воинской службы, и поэтому ему трудно будет писать о военно-патриотической работе…