– А может, мы обойдёмся без этого отвара, – предложила Алиса в полголоса, встав за спиной Гулистан.
Мерное стекание золотистой жидкости в кружку остановилось. Гулистан, не выпуская чайника из рук, повернулась в пол оборота к Алисе. По её перепуганным глазам девушка догадалась, что её предложение не найдёт поддержки у верной, вышколенной годами служанки.
– Ну, я себя чувствую совсем здоровой, а от этого чая, – придумывала на ходу Алиса, – у меня начинает болеть голова. Я вполне могу обойтись и без него.
– Но, госпожа Фатина…
– Я обещаю тебе, что буду говорить госпоже Фатине, что регулярно пью этот отвратительный, и, безусловно, лечебный чай.
По замешательству служанки было понятно, что она не привыкла ослушиваться приказа хозяев. Но, проблема состояла в том, что одна госпожа требовала от неё противоположное тому, чего хотела другая.
– Я… – начала Гулистан. Алиса с замиранием сердца ждала, в какую сторону качнуться весы. – Я не могу ослушаться приказания госпожи Фатины. Извините.
– Я понимаю. Вы здесь не вольны..., так же, как и я. – Грустная улыбка скользнула по губам Алисы. Она сама взяла из рук Гулистан кружку с лечебным питьём и выпила всё до дна. – Чем вы занимались до того, как пришли напоить меня чаем?
Этот вопрос очень удивил Гулистан. Её густые брови поползли вверх.
– Я вычищаю ковёр в музыкальной комнате на втором этаже, госпожа.
Оказывается, у них в доме есть музыкальная комната!
– Можно, я вам помогу?
– Нет. Что вы, – воскликнула Гулистан, замахав руками. – Я справлюсь сама.
У Алисы был очень несчастный вид.
– Вы можете контролировать меня, это ваше право, – намекнула Гулистан, что Алиса может пойти с ней как наблюдатель, а не как помощница. – К тому же вам вредно перетруждаться. – Согласием на это стала широкая счастливая улыбка на лице Алисы. Если бы она давно знала Гулистан, то от такой радости, даже обняла бы её.
Гулистан повела Алису за собой на второй этаж. Музыкальной комнатой оказалась, прежде задуманная ею как гостевая. Алиса не успела осуществить планы по обустройству этой комнаты до того, как попала в аварию. Здесь, до её отъезда были сложены строительные материалы, оставшиеся после обустройства других комнат.
Гулистан открыла дверь из тёного дерева. Взгляд Алисы сразу привлёк рояль, стоящий на небольшой сцене, возвышавшейся сантиметров на тридцать от высоты пола. Возле сцены, так же, были расставлены стулья и небольшие кресла для возможных зрителей. Стены украшали несколько картин. Ну куда же без них!
Здесь была картина сельского праздника, на котором собрались танцующие хоровод молодые люди и музыканты с дудочками, гуслями, трещотками. Другая картина изображала Бетховена за работой. Он сидел за массивным деревянным столом над кучей исписанных нотных листов. Его волосы были взъерошены, на рубашке видны пятна от чернил, брови сдвинуты, а губы плотно сжаты. Становилось сразу понятно – из-под пера композитора выйдет настоящий шедевр. Ещё одна картина изображала скрипача в накрахмаленном белом парике. Он держал свой инструмент у подбородка, воодушевлённо приподняв две тонкие, едва заметные брови. Его глаза выражали полное погружение в музыку, которую он исполнял.
– Живописно, – отметила Алиса, рассматривая картины.
– А вы, играете на каком-нибудь инструменте?
– Да. Как раз на рояле, – поделилась Алиса. – Я даже работала несколько лет учителем музыки. Потом работала в театре... до замужества, – как то грустно добавила она.
– Может… – неуверенно предложила Гулистан. Вместо продолжения фразы она кивком головы показала на рояль.
– Нет. Я... не хочу. Не сейчас. – Алиса не знала, как точнее выразить причину своего отказа.
– Я понимаю. Простите.
Гулистан принялась за дело. Она опустилась на колени на мягкий ковёр с мокрой щёткой в руках и медленно стала вычищать его ворс. Алиса села за рояль, но не потому, что передумала, а просто, чтобы не мешать Гулистан работать. Алисе было скучно сидеть в тишине. Она, как непослушная ученица, стала поворачиваться то в ту, то в другую сторону на круглом крутящемся стуле, стоящем возле рояля.
– Вы ведь из Ирана?
– Да. Я родилась в небольшой деревеньке под Тегераном.
– Кто научил тебя так хорошо говорить по-русски?
– Моя мать была русской, – улыбнувшись, но, не отрываясь при этом от работы, ответила Гулистан. – Мой отец был торговцем. Он ездил в Россию торговать. Здесь он встретил мою мать, в которую без памяти влюбился. Она сначала и знать его не хотела. Что бы он ни делал, она непременно ему отказывала. Отец говорил, что именно из-за упрямого характера матери полюбил её. Через два года они поженились, родилась я. Но, отец разорился, и нам пришлось вернуться в Иран, в деревню отца. Мы жили в маленьком домике вместе с родителями отца, его старшим братом, его женой и двумя его детьми. Никто особо не обрадовался нашему возвращению. Оно и понятно. Они и сами едва сводили концы с концами, продавая то, что вырастили. Мы были обузой для них. Когда мне исполнилось четырнадцать, отец отвёз меня в Тегеран на рынок, где, подходя к разным господам, предлагал мои услуги, как помощницы по дому. Я к восьми годам уже умела готовить, убирать, шить, даже ткать ковры немного умела. Но, неизвестно в какие руки я могла так попасть, если бы не госпожа Фатина. Проходя мимо со своим супругом, она обратила внимание на испуганную худенькую девочку с длинными чёрными косичками. Госпожа остановилась, приветливо улыбнулась, спросила, как меня зовут, откуда я. Я была так перепугана, что не сразу заметила, что госпожа держала на руках младенца, в тонкой распашонке. Это был ваш муж, Махмуд, – подняв взгляд от пола, пояснила Гулистан. – Малыш капризничал, но, увидев меня, вдруг поутих, заулыбался, что-то заулюлюкал. Госпожа была очень удивлена. Она сказала, что её малыш очень капризный и не признаёт никого кроме неё. Из-за этого им пришлось отказать многим хорошим няням. А тут я.