Гулистан замолчала. Алиса не стала задавать никаких вопросов, потому что видела по Гулистан, что та решала, стоит ли ей дальше продолжать свой рассказ. Всё, что она рассказала, было личным, и Алиса, будучи деликатной, не смела настаивать на продолжении, как бы ей не хотелось услышать окончание этой истории. Но, к счастью, Гулистан, посмотрев на девушку за роялем, решила, что, всё же может ей довериться.
– Понимаете, – чуть смущённо продолжала она, – у меня есть, как бы это назвать, дар. Способность. Я умею ладить с детьми. Любой ребёнок рядом со мной успокаивается сам по себе. Ещё с детства дети тянулись ко мне. Я вам говорила, что мы жили с семьёй брата моего отца, так вот, за то время, что мы прожили с ними, они обзавелись ещё тремя детьми и всех их, практически воспитала я. Их оставляли на моё попечение, когда им ещё и месяца не было.
– И что было дальше? – не сдержалась Алиса.
– О! Госпожа Фатина, видя бедственное положение моего отца, сжалилась надо мной. Взяла к себе в дом. Я научилась в её доме всему, что умею. Если бы не она, – повторилась Гулистан, – неизвестно в какие руки я могла попасть.
Гулистан замолчала.
– У вас была тяжёлая жизнь.
– Знаете, – оторвавшись от работы, заметила женщина, – говорят, Господь посылает человеку лишь то, что он может выдержать. И всё, что Он нам посылает, для чего-то нужно. Я этому верю. Если бы не всё, что я пережила до того, как попала в дом госпожи Фатины Ахмейни, возможно я не удержалась бы в их доме и нескольких дней: госпожа мне казалась очень строгой. Но потом я поняла, что она всегда справедлива и поможет, поддержит в трудную минуту любого члена своей семьи. А все, будь то слуги, водители, няни, становились частью этой семьи. Я обязана госпоже Фатине всем, что имею. В её доме я встретила своего мужа. У меня две прекрасны дочери и уже четверо внуков. А когда я выйду на пенсию, господин Ахмейни купит мне маленький домик, где я смогу встретить старость.
– Это прекрасно. – Алиса задумалась. Она никогда не могла бы представить, что её свекровь может быть к кому-то добра, могла сочувствовать кому-то. Получается, что только её, Алису она избрала своим врагом, от которого защищает, как сказала Гулистан, всех членов своей семьи. – А каким был Махмуд в детстве?
Лицо Гулистан осветилось улыбкой.
– Он был очень милый малыш. Я брала его на руки, и он рассказывал мне что-то на своей детской тарабарщине, пуская при этом слюни. У него были очень длинные ресницы, и как-то его отец пригрозил, что отрежет их, потому, что у мужчины не должно быть таких длинных ресниц. Махмуд никак не хотел учиться ползать. Он требовал, чтобы его водили за ручки или сам поднимался на ножки, хватаясь за все окружающие его предметы. Так он ни дня и не ползал. – Гулистан перевела дух, вспоминая интересные фрагменты из жизни маленького господина. – Знаете, он любил прятаться в их большом доме и пугать всех проходящих, неожиданно выскакивая из-за угла. Ох, и сорванец он был! Иногда, его нельзя было заставить вернуться в дом из сада, где он бегал с детьми прислуги, а отмыть его после этого стоило ещё больших трудов.
Но потом он как-то резко повзрослел. Стал серьёзным, ведь он был старшим ребёнком в семье. Махмуд стал хорошо учиться и очень расстраивался, когда у него что-то не получалось. Но, иногда, всё же, у него проскакивала та его детская искра. Так и до сих пор, то серьёзный господин, а то, как скажет что-нибудь, да ещё так, залихватски подмигнёт, – Гулистан попыталась изобразить, как это делает Махмуд, отчего Алиса разразилась звонким смехом. Уж очень забавно это вышло у Гулистан, – что весь краской покроешься.