- А, Миша Немцев! Как он там?
- Недавно вышла его большая статья в «Правде». Не читали? Так вот, это он мне сказал, что вы здесь, в Барнауле. В тылу, мол, работаете, пишите книги, воспитываете детей. Он мне показал публикации стихов для солдат армии вашей литературной группы. Так что повод нашёлся - я добилась командировки в Барнаул.
«Значит она ничего не знает о моём аресте, о ссылке», - подумалось мне. – «В общем-то это, хорошо».
- А вы почему приехали именно сюда, в Барнаул? – поинтересовалась Ляля, похлёбывая остывший чай.
Я вынужден был что-то придумывать на ходу.
- Я здесь уже давно. Приехал в середине 30-х писать об Алтайском крае, о его богатствах и об освоении. Ну вот ... увлёкся местной историей, здешними полями и лесами, осел здесь... Сменил несколько профессий, пока не пришёл в школу...
- Так вы здесь пишите!
- Да, большую книгу для детей об Алтае. Да вот война помешала этому замыслу, как-то сейчас это не так актуально. На фронт просился – не взяли...
- Так вы здесь с семьёй?
- Нет, - смущённо покачал я головой. – В данное время один, абсолютно один... Так сложилось...
- Понятно, - кивнула она, опустив глаза, не решаясь дальше расспрашивать.
****************************************************************
Дальнейшие страницы посвящены возвращению Афанасия домой и описанию его смешанных чувств после встречи с Лялей Левчинской. Я опускаю этот текст поскольку он затруднён для чтения – сплошные вымарывания чернилами целых абзацев (остались отрывки, которые мало что скажут читателю).
На следующий день Ляля Левчинская побывала на уроках литературы у Афанасия. Женщина предлагает встретиться по окончании занятий в школе.
Они совершают прогулку по городу во время которой Афанасий (помимо всего прочего) поведал нечто любопытное о своей судьбе. Дальше приводятся отрывки записей.
*****************************************************************
Сегодня мы и ездили, и много ходили... Я показывал Ляле город, в котором так тесно сочетаются старина и современность. Мы побывали на площади Революции (бывшей Демидовской), бродили среди старинных домов сибирских купцов, посмотрели архитектуру Красноармейского проспекта. Лялю особенно впечатлили деревянные кружева усадьбы Лесневского и дома Шадриных.
Мы шли, а рядом проносились грузовики, пропахивая борозды в бело-синем снегу.
Не сразу сложился наш диалог - сегодня больше говорил я, почувствовав к Ляле какое-то доверие. Мне необходимо было перед кем-то выговорится... Среди всего прочего я помянул и о странном человеке, в чём-то похожем на меня, которого встретил той бешеной весной тридцать четвёртого года.
- Понимаете - эта встреча изменила мою судьбу. Мы просто обменялись взглядами. И после этого я будто пошёл по другой дорожке, у меня всё пошло на лад, стало получаться.
- Да такое может быть, я в это верю. Вы не смейтесь, я хоть и состою в партии, но тайно признаюсь – читаю старинные эзотерические книги. Мне их приносит одна подруга, - доверительно сказала Ляля. - Этот человек передал вам свою судьбу. Как это произошло и почему – не знаю. Вероятно потом ваши несчастья и грусть свалились уже на его голову.
Какое-то время я шагал хмурый и задумчивый, в голове всё смешалось. А предложил зайти в «Русский чай».
За столом мы вернулись к разговору.
- Так вот, я этого человека встретил ещё раз. Он был далеко не так радужен, как прошлый раз.
- Когда это случилось?
- В тридцать восьмом. Он выглядел ужасно, был небрит, в пыльном пальто без пуговиц. Поля его шляпы обвисли. Ремень его брюк казался пожёванным и потрескавшимся, обувь грязна. Он увидел меня (а это был зал ожидания на вокзале), бросился ко мне, потом остановился и просто впечатал в меня взгляд... Он с отчаянием смотрел на меня, ничего не говоря. Я сидел в кресле, а он стоял, и алмазы слёз блестели на его глазах. Меня вдруг охватил такой стыд, будто я стал причиной невзгод этого человека. Наверное, я выглядел не лучшим образом, щёки мои запылали... На какое-то время я опустил взор, заморгал, чувствуя жжение в глазах. А когда поднял взор, он криво усмехнулся, кивнул и побрёл прочь.
Я ещё долго сидел, не слыша объявлений по радио и чуть не пропустил свой поезд (я ехал в другой город на встречу с читателями). И жизнь пошла по другой тропе... Выступление моё внезапно отменилось. А затем, в одночасье, я потерял жену.
- Умерла?
- Нет, просто влюбилась в другого, и мы расстались...
- А потом?
- Была жёсткая и несправедливая критика. Мои сказки вдруг объявили «чуждыми». «Перед нами задача — оградить молодежь от воздействия чуждой нашему строю идеологии». Это писал критик Дмитриевич. Ещё писали, что моя безыдейность приносит вред, что я ставлю свои интересы выше интересов воспитания народа, молодежи. Вот так... А потом меня арестовали!