Но больше всего мы получили удовольствия от его похвалы. Эмиль Григорьевич был очень рад тому, как мы привели дом и двор в порядок.
- Теперь здесь можно жить! – констатировал он к нашей общей радости.
Он с удовольствием сел в своём кабинете в уютное кресло и взял в руки книгу, полистал атлас. Мягкий ароматный лесной ветер ворвался в открытое окно и прогуливался по комнате. Отблески золотых лучей играли на стёклах.
- Всё как в былые годы! – воскликнул он. – А говорят, что время нельзя вернуть. Иногда можно!
Эмиль пожелал перекусить на свежем воздухе за врытым под деревом столом из крепкого дуба. Будто приветствуя хозяина сад был полон солнечным светом до верхушек деревьев. Эмиль вдыхал свежий воздух леса, и глаза его слезились от радости.
Помню как Эмиль Григорьевич спустился к реке, как он бережно гладил воду, с каким наслаждением он умылся ею. Это было омовение бога в священной воде.
Запомнился и тогдашний вечерний костёр, который мы жгли в саду. Трещали и шипели сучья, искры летели в небо. Сидя у костра, Эмиль рассказал свою историю связанную с этим домом. Прошло уже много лет, я немного подзабыл подробности, но суть, стержень рассказа помнится до сих пор.
«Я всегда мечтал иметь свой дом – такой себе - необычный, стоящий подальше от цивилизации, в котором можно было бы укрыться от соблазнов мира, побыть в одиночестве, сосредоточиться, отдохнуть от бесконечных путешествий. Дом для отдыха и творчества, дом – мечта! Задумка появилась ещё в конце двадцатых годов, между экспедициями.
Тогда я помню у меня уже появились некоторые сомнения по поводу счастливого будущего, которое пропагандировалось в стране. Почему? Сменилось руководство страны, и вместо революционеров – романтиков пришли хитрые приспособленцы и прагматики. Я это чувствовал и часто по этому поводу мы спорили с отцом. И ещё я не любил это коллективное общежитие, эти коммуналки – ужасное явление того времени.
Нет, я не собирался покидать город, я хотел лишь найти убежище, куда время от времени можно уходить из города.
Как-то ранней осенью я, вооружившись удочкой, пошёл в лес. Где-то что-то ловил, бродил, но подходящего места для дома не нашёл. Прошёл год и опять осенью я направился на поиски. Помню, даже немного заплутал. Вышел я на песчаный берег реки, весь утомленный, исцарапанный. Вижу – никого, только на середине реки застыл рыбак в лодке.
Я по-молодецки свистнул, позвал его, спросил ловится ли рыба? Он недовольно зыркнул на меня из-под шляпы и ничего не ответил. Дескать, не мешай! Какой-то злой и угрюмый старик, подумал я. Ну я и нашёл место в кустах на берегу и закинул удочку. Но как назло ничего не ловилось!
Тут уже и вечереть стало. Смотрю - лодка на реке исчезла. А потом я услышал сзади чьи-то осторожные шаги. Я обернулся, на всякий случай тронув рукоятку револьвера – мало ли какие люди ходят.
Но это был давешний рыбак. Вблизи он не казался стариком, наоборот – почти юношей. В шляпе и в длинном плаще до пят. Льдистые глаза горят и будто пронзают меня. Кожа лица загорелая, обветренная, небольшой шрам на щеке.
«Ну что, наловил рыбы?» - спросил я его дерзко.
Он молча показал полный садок. Потом легко бросил к моим ногам.
«Бери, это дар тебе», - промолвил он негромким голосом.
Я немного рассердился и стал отнекиваться. Забери, говорю, свою рыбу.
А он чуть улыбнулся и эта улыбка сыграла свою роль – я принял этот дар.
«У меня ещё есть», - пояснил юноша.
« А мне вот не везёт – ничего не поймал», - сказал я и развёл руками. И стал рассматривать рыбу.
А он, присев рядом на корточки, тихо сказал:
«Ты ведь не за этим сюда приехал».
Я похолодел и посмотрел на него.
«Ищешь место, где можно упокоиться и отдохнуть. Хочешь построить дом».
Я ответил утвердительно, удивляясь его догадливости и проницательности.
Он повёл меня за собой к реке и жестом предложил:
«Садись».
Я послушно встал в колеблющийся чёлн.
Молодой человек взмахнул вёслами, и мы поплыли через реку. Далее стали взбираться на крутой обрывистый склон.
И подошли к этому месту.
«Вон видишь – высокая сосна и поляна. Там сидит беркут. Вот здесь можешь строить дом».
Действительно я увидел сосну, а под ней большую тёмно-бурую птицу с широкими и длинными крыльями и массивным крючкообразным клювом. Она что-то клевала под сосной, и увидев нас, неохотно осмотрелась, поднялась, и, сверкая золотисто-белым сиянием, улетела.