ГЛИНКА
*
И Я ОТКРОЮ ЗЕМЛЮ…
КОМПОЗИЦИЯ
Автор композиции Н. Колосова
© Издательство «Молодая гвардия», 1976 г.
О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
…Глинка имеет в русской музыке такое же значение, как Пушкин в русской поэзии. Оба — великие таланты, оба — родоначальники нового русского художественного творчества, оба — глубоко национальные и черпавшие свои великие силы прямо из коренных элементов своего народа, оба создали новый русский язык — один в поэзии, другой в музыке.
Не только музыка Глинки сама по себе, но также и его оркестровка остается до наших дней совершеннейшим памятником музыкального искусства, и причиной этому — его умение достичь равновесия в звучании, изысканность и тонкость его инструментовки: я имею в виду выбор инструментов и их сочетание. Мне поистине повезло, что первое соприкосновение с серьезной музыкой было соприкосновением с таким шедевром. Вот почему я сохраняю к Глинке безграничную благодарность…
«И Я ОТКРОЮ ЗЕМЛЮ…»
Зима. Кони весело позванивают колокольцами. Проплывают мимо заснеженные поля, холмы, перелески, мелькают за сугробами избы. А то вдруг набегут на дорогу деревья, пушистые в зимнем своем уборе…
Теперь все мирно, спокойно кругом. А ведь помнится, помнится еще та, другая дорога, когда всей семьей, на десяти экипажах, уезжали они из родного Новоспасского. И было страшно и больно… Взрослые говорили, что враг совсем близко. Все знали, что Наполеон идет на Смоленск… Это было давно — в августе 1812 года. Ему исполнилось тогда только восемь лет.
А теперь совсем другое. Радостно, весело на душе. В просторном, надежном возке удобно, уютно. Отец позаботился, чтобы путешественникам в дороге было тепло: велел обить стенки изнутри мехом. И вовсе не страшно ехать в чужой, незнакомый Петербург — рядом все свои: горячо любимая маменька, дядя, гувернантка Варвара Федоровна, горничная, сестра Поленька. Он и не думает о том, что едет поступать в Благородный пансион. Не возок — быстрый корабль несет его в неведомые дальние страны. Не умолкая, рассказывает он сестре о новых прекрасных землях, которые им предстоит увидеть. «Ведь Колумб открыл Америку, и я открою какую-нибудь землю, обо мне будут печатать в книгах, а я в новых землях буду устраивать разные концерты, оркестры, музыку и много хороших музыкантов…» И Поленька удивляется и радуется его фантазиям.
Впереди 1818 год. Михаилу Глинке шел четырнадцатый. Кто мог предположить тогда, что детские его мечты окажутся пророчеством?
Пройдут годы, и он, Глинка, совершит не одно путешествие в чужие страны. Он и правда откроет новую землю. Не ту, что можно увидеть на географической карте, — совсем особую. И будут на той земле концерты, музыка, будут около него оркестры и много хороших музыкантов. О нем, открывателе «новой земли», напечатают в книгах.
«МУЗЫКА ДУША МОЯ»
Я родился 1804 года, мая 20-го дня, утром на заре в селе Новоспасском, принадлежавшем родителю моему, капитану в отставке, Ивану Николаевичу Глинке; имение это находится в 20-ти верстах от города Ельни Смоленской губернии; оно расположено по реке Десне, близ ее истока, и в недальном расстоянии окружено непроходимыми лесами…
По рассказу матери, после первого крика новорожденного под самым окном ее спальни, в густом дереве, раздался звонкий голос соловья, с его восхитительными трелями, и мой отец, когда был впоследствии недоволен тем, что брат оставил службу и занимался музыкой, часто говаривал: «Не даром соловей запел при его рождении у окна, вот и вышел скоморох».
…Вскоре по рождении моем матушка моя Евгения Андреевна, урожденная Глинка, принуждена была предоставить первоначальное мое воспитание бабке моей Фекле Александровне (матери моего отца}, которая, овладев мною, перенесла меня в свою комнату. С нею, кормилицею и нянею, провел я окало трех или четырех лет, видаясь с родителями весьма редко. Я был ребенком слабого сложения, весьма золотушного и нервного расположения, бабка моя, женщина преклонных лет, почти всегда хворала, а потому в комнате ее (где обитал я) было по крайней мере не менее 20 градусов тепла по Реомюру. Несмотря на это, я не выходил из шубки… на свежий воздух выпускали меня очень редко и только в теплое время.
…Бабушка моя баловала меня до невероятной степени; мне ни в чем не было отказа; несмотря на это, я был ребенком кротким и добронравным, и только когда тревожили меня во время занятий, становился недотрогою (мимозою), что отчасти сохранилось и доныне…
Покуда он жил у бабушки, у него никаких друзей и товарищей не было; он рос совершенно один…
…Няня его, которая была при нем у бабушки, Татьяна Карповна, рассказывала мне, что брат… видя или слыша, как бабушка, бывало, сердилась на прислугу или крестьян, только она начинала кричать, немедленно выбегал из комнаты, бросался к няне на шею и горько плакал. Один раз бабушка, заметив это, стала остерегаться, а няню наказали, говоря, что это она его научила…
…Вторая няня, или, как теперь называют, поднянька, в помощь Татьяне Карповне, была молодая, веселая женщина, Авдотья Ивановна, которая знала много разных сказок и песен. Впоследствии она была моей няней, жила долго и рассказывала мне следующее: «Страшное наше житье тогда было; я боялась вашу бабушку как огня: как заслышу ее голос, так хоть бы провалиться! И бывало, когда бабушка заметит, что Михаил Иванович скучен или не совсем здоров, сейчас крикнет: Авдотья, рассказывай сказки и пой. И барчук, как звали мы его, всегда был доволен этим!»
Вспоминая детство, сестра Глинки так рассказывает э своих родителях:
«Они всю жизнь свою уважали друг друга и были счастливы…» Отец «был от природы умный и по тому времени очень образованный человек». Крестьяне любили отца. «Он не только обращался с ними человечно, но с радостью и любовью узнавал их нужды и помогал им…» Мать «была красавица, к тому же очень хорошо воспитана и прекрасного характера…» «По словам матери, ей с братом ладить было нетрудно, несмотря на его избалованность. Он был такого мягкого характера, что малейшему ласковому слову повиновался, и, напротив, жестокое, даже серьезное слово его приводило в нервное раздражение».
Выучась читать чрезвычайно рано, я нередко приводил в умиление мою бабку и ее сверстниц…
Музыкальные способности выражались в это время страстию к колокольному звону (трезвону); я жадно вслушивался в эти резкие звуки и умел на двух медных тазах ловко подражать звонарям — в случае болезни приносили малые колокола в комнаты для моей забавы.