- Надо бы и мне нож, - посетовал я.
- А у тебя нет? - Она глянула на меня с сочувствием, и глаза у нее стали большими, темными и мягкими, как у коровы. - У каждого должен быть нож.
- Раньше я носил меч, - сказал я. - Потом стал надевать его только для церемоний. Покидая каюту, я думал, что пистолета мне будет больше чем достаточно.
- Для боя. Но часто ли приходится биться человеку с твоей внешностью? Она отошла на шаг и сделала вид, что оглядывает меня оценивающе. - Думаю, не многие доставляют тебе такие хлопоты.
На самом же деле в своих матросских ботинках на толстой подошве она почти не уступала мне в росте. В любом месте, где люди имели бы вес, она и весила бы немало - под кожей были видны настоящие мускулы, с добрым слоем жирка поверх.
Я рассмеялся и высказал предположение, что нож пригодился бы мне в тот миг, когда Сидеро сбросил меня с площадки.
- О нет, - возразила она. - Ножом ты его и не поцарапаешь. - Она улыбнулась. - Как сказала мадам, когда явился моряк. - Я расхохотался, и она взяла меня под руку. - Обычно нож нужен не для боя. Он для работы для всякой всячины. Как ты без ножа отрежешь веревку или откроешь банку с едой? Сейчас мы пойдем, и смотри в оба. Бог весть что можно найти в этих трюмах.
- Мы идем не в ту сторону, - сказал я.
- Я знаю другой путь, а если мы выйдем отсюда там же, где вошли, то ты вообще ничего не найдешь. Это слишком близко.
- А что будет, если Сидеро выключит свет?
- Не выключит. Если его зажечь, он будет гореть, пока в нем есть нужда. О, смотри! Я кое-что нашла!
Я повернулся, вдруг сообразив, что нож она заметила еще во время нашей охоты на лохматое существо и просто притворялась, будто нашла его только сейчас. Виднелась лишь костяная рукоять.
- Бери его. Никому нет дела, если ты его возьмешь.
- Я не об этом думал, - сказал я.
Это был охотничий нож, суженный на конце, с тяжелым зазубренным лезвием длиной в две пяди. То, что надо, подумал я, для серьезной работы.
- Забирай и ножны тоже. Не станешь же ты носить его весь день в руках.
Ножны были из черной гладкой кожи, но в них имелся карман, в котором когда-то хранился какой-то маленький инструмент - он напомнил мне кармашек для точильного камня на ножнах "Терминус Эст" из человеческой кожи. Нож мне уже нравился и стал нравиться еще больше, когда я увидел ножны.
- Нацепи на пояс.
Я так и сделал, передвинув его левее, чтобы он уравновешивал пистолет.
- Мне казалось, на таком большом корабле, как этот, грузы хранятся аккуратнее.
Гунни пожала плечами.
- Да это и не груз вовсе. Так, разный хлам. Ты знаешь, как устроен корабль?
- Не имею ни малейшего понятия.
Это рассмешило Гунни.
- И никто не имеет, по-моему. Мы постоянно делимся друг с другом своими соображениями, которые со временем оказываются неверными. Во всяком случае, не совсем верными.
- Разве тебе не следует знать свой корабль?
- Он слишком велик, и на нем слишком много мест, куда нас никогда не берут, а сами мы не можем ни найти их, ни попасть туда. Но у него семь палуб: это чтоб он нес больше парусов, смекаешь?
- Да.
- На некоторых палубах - на трех, по-моему - есть глубокие трюмы. Вот там хранится основной груз. Остальные четыре кончаются большими помещениями треугольной формы. В некоторых держат разный хлам, как в этом трюме. В некоторых - каюты, кубрики экипажа и прочее. Но раз уж речь пошла о каютах - не двинуться ли нам обратно?
Она вывела меня к лестнице на другую площадку.
- Мне почему-то казалось, что мы пройдем через скрытый проход в стене или по дороге этот хлам превратится в цветущий сад.
Гунни покачала головой и усмехнулась:
- Я вижу, ты уже немного знаком с этим кораблем. А еще ты поэт, верно? И, бьюсь об заклад, изрядный лжец.
- Я был Автархом Урса; для этого требовалось немного лжи, если тебе так нравится. Мы называли это дипломатией.
- Вот что я скажу тебе: это рабочий корабль; просто строили его люди не такие, как мы с тобой. Автарх - значит, заправляешь всем Урсом?
- Нет, я заправлял лишь малой его частью, хотя и был законным правителем всего Урса. И я знал еще до того, как пустился в это путешествие, что в случае удачи я вернусь не Автархом. Но тебе, похоже, это совсем не интересно.
- Столько миров... - откликнулась Гунни. Неожиданно она согнулась, распрямилась и прыгнула, поднявшись в воздух, как большая голубая птица. Хоть я и сам проделывал это, мне было непривычно видеть в воздухе женщину. В прыжке она поднялась на кубит над площадкой, а потом плавно опустилась на ее поверхность.
Кубрик экипажа я невольно представлял себе тесной комнатушкой, наподобие полубака "Самру". Вместо этого здесь был целый город просторных кают, выходивших в коридоры, которые в несколько ярусов тянулись вокруг одного воздушного колодца. Гунни сказала, что она должна вернуться к делам, и предложила мне поискать пустую каюту.
Меня так и подбивало сообщить ей о каюте, которую я покинул лишь стражу назад; но что-то удержало меня. Я кивнул и спросил, в какой стороне каюты лучше, желая выяснить, как она и поняла, где находится ее собственная каюта. Она указала мне, и мы расстались.
На Урсе старые замки отпираются паролем. В моей пассажирской каюте имелся говорящий замок, и хотя люки обходились без слов, а дверь, которую распахнул Сидеро, не потребовала пароля, оливковые двери отсека экипажа были снабжены такими замками. Первые два, к которым я подходил, сообщили мне, что охраняемые ими каюты заняты. Это, вероятно, были старые устройства - я заметил, что у них уже начали развиваться личные свойства.
Третий замок пригласил меня войти, сказав:
- Какая прекрасная каюта!
Я спросил, давно ли прекрасная каюта была занята последний раз.
- Не знаю, хозяин. Много рейсов назад.
- Не зови меня хозяином, - приказал я замку. - Я еще не решился поселиться в твоей каюте.
Ответа не последовало. Наверняка интеллект у таких замков крайне ограничен; иначе их можно было бы подкупить, и они обязательно скоро сошли бы с ума. Спустя некоторое время дверь открылась. Я шагнул внутрь.
По сравнению с пассажирской каютой, из которой я ушел, эта не отличалась особым шиком. В ней были две узкие койки, шкаф и сундук; удобства располагались в углу. Пыль покрывала все таким толстым слоем, что я с легкостью вообразил, как она серыми облаками залетает сюда через вентиляционную решетку, хотя облака эти мог увидеть только тот, кому удалось бы, как кораблю, каким-то образом сжать время; тому, кто живет, как, скажем, дерево, для которого год - точно день, или как ровесник мира Гьолл, бегущий через долину Нессуса.