Если б можно сбросить годы,
Снова стать былым малюткой! ..
В этой храмине природы
Всё ласкает слух мой чуткой.
Всё: цветы, деревья, птицы —
Всё любви моей причастно,
В честь ее, моей царицы,
Песнь любви поет согласно...
Милый друг! Со мной везде ты,
Ты следишь за мной украдкой...
Врт глядит она в просветы
Леса темного так сладко.
То потупится, то взглянет
Так, что сердце надорвется;
И зовет меня, и манит
В глубь лесную, и смеется...
Слышу, шепчет мне: «Припомни
Дней минувших обещанья,
Вспомни, друг мой милый, что мне
Говорил ты в час прощанья».
Да, я помню, помню всё я...
При последней нашей встрече
Я, над гробом милой стоя,
Говорил такие речи:
«Без тебя, моя родная,
Не могу на свете жить я.
О минувшем вспоминая,
Доживу ль я до забытья?
Вечной скорбью сердце сжато.
Что мне в жизни улыбалось —
Всё с собою унесла ты,
Лишь любовь моя осталась.
И теперь к тебе я скоро
Поплыву с любовью прежней
В океане том, который
Неба синего безбрежней.
Мы забудем все печали
В светлый час той новой встречи...»
Так шептал я... и мигали
Мне в повязках черных свечи.
Ты лежала, друг мой чистый,
Холодна на ложе жестком;
Как в лесу смолой душистой,
Пахло ладаном и воском...
113. Труженик
(Памяти А. В. Кольцова)
«Мне грустно, больно, тяжело...
Что принесли мне эти строки?
Я в жизни видел только зло
Да слышал горькие упреки.
Вот труд прошедшей жизни всей!
Тут много дум и песен стройных.
Они мне стоили ночей,
Ночей бессонных, беспокойных.
Всегда задумчив, грустен, тих,
Я их писал от всех украдкой, —
И стал для ближних я своих
Неразрешимою загадкой.
За искру чистого огня,
Что в грудь вложил мне всемогущий,
Они преследуют меня
Своею злобою гнетущей.
Меня гнетут в своей семье,
В глуши родной я погибаю!
Когда ж достичь удастся мне,
Чего так пламенно желаю?
Иль к свету мне дороги нет
За то, что я правдив и честен?» —
Так думал труженик-поэт,
Склонясь с тоской над книгой песен.
Жизнь без свободы для него
Была тяжка, — он жаждал воли,
И надрывалась грудь его
От горькой скорби и от боли.
Перед собой он видел тьму,
В прошедшем — море зла лежало;
Но мысль бессмертная ему
Успокоительно шептала:
«На свете ты для всех чужой,
Твой труд считают за пустое;
Тебя всё близкое, родное
Возненавидело душой...
Но не робей! Могучей мысли
Горит светильник пред тобой.
Пусть тучи черные нависли
Над терпеливой головой, —
Трудись и веруй в дарованье,
Оно спасет тебя всегда;
Людская злоба не беда
Для тех, кто чтит свое призванье.
Пусть люди, близкие тебе,
С тобою борются сурово;
Хотя погибнешь ты в борьбе —
Но не погубят люди слова.
Придет пора, они поймут,
Что не напрасно ты трудился,
И тот, кто над тобой глумился,
Благословит твой честный труд!»
И мысли веровал он свято:
Переносил и скорбь и гнет
И неуклонно шёл вперед
Дорогой жизни, тьмой объятой.
Упорно бился он с судьбой
И песню пел в час тяжкой муки,
И воплощал он в песне той
Все стоны сердца, боли звуки...
И умер он, тоской томим,
В неволе, плача о свободе, —
Но песня, созданная им,
Жива и носится в народе.
114. «Я рад бы веселые песни запеть...»
Я рад бы веселые песни запеть,
Когда бы душа не страдала
И едкого горя тяжелая сеть
На сердце моем не лежала.
И честно ли будет морочить других
Стихом легкомысленно-лживым?
Поверят ли в истину песен таких
И радостным, светлым порывам?
Я в жизни несчастьями только богат,
И весь я нуждою исколот...
Мне тяжко... За то ли меня обвинят,
Что бьет меня горе, как молот?
Ведь если бы легче на свете жилось,
Тогда веселей бы и пелось, —
Да горе-то крепко мне в душу впилось
И в сердце мучительно въелось!..
Пусть солнце просветит на долю мою
И вынет из сердца отраву,
Я песню иную тогда запою
Блестящему солнцу во славу.
И весело будет услышать ее
Ценителям пения строгим,
И любо мне станет мое бытие...
Да солнце-то светит не многим!