А вечер между тем мучительно тянулся.
Острожный люд от дум тяжелых встрепенулся,
Как будто сожалел о слабости своей,
О том, что жизни ход, суровый и обычный,
Нарушил тишиной и грустью непривычной, —
Такая тишина для совести страшней
Допросов и суда... Не лучше ль буйным смехом
Тот голос искренний и грустный заглушить,
Который прогремел в душе преступной эхом,
И сразу оборвать ненужных мыслей нить!..
И снова крик, и брань, и хохот... Настроенье
Минутное прошло... Луч света на мгновенье
Блеснул из темных туч над бездной — и потух...
Блудящий огонек пронесся мимолетом
Над сумрачным, гнилым, заброшенным болотом
И скрылся... Громкий крик немолчно режет слух.
Тот глупой остротой, другой нахальной сплетней
Спешат себя развлечь, стараясь об одном,
Что время как-нибудь тянулось незаметней...
И так проходит жизнь острожных день за днем!..
168. Богатырская жена
1
Князь Владимир стольно-киевский
Созывал на пир гостей,
Верных слуг своих —дружинников,
Удалых богатырей.
Звал их яства есть сахарные,
Пить медвяные питья;
И сходились гости званые,
И бояре и князья.
Много было ими выпито
Искрометного вина;
То и дело осушалися
Наши полные до дна.
Обходил дружину храбрую
С хмельной брагой турий рог;
Только хмель гостей Владимира
Под столы свалить не мог.
Вот, как вполсыта наелися
И вполпьяна напились,
Гости начали прихвастывать,
Похваляться принялись.
Кто хвалился силой крепкою,
Кто несметною казной,
Кто своей утехой сладкою —
Богатырскою женой.
Кто товарами заморскими,
Кто испытанным конем...
Лишь Данило призадумался,
Наклонившись над столом.
На пиру великокняжеском
Он не хвалится ничем;
И насмешливо дружинники
Шепчут: «Глух он али нем?»
— «Ты почто, скажи, задумался? —
Князь Даниле говорит. —
Взор твой ясный темной думою,
Словно облаком, покрыт.
Али нет казны и силушки
У тебя, Данило-свет?
Платье ль цветное изношено?
Аль жены-утехи нет?»
Встрепенулся свет Денисьевич,
Молвя князю: «Всем богат;
А своей я темной думушке,
Добрый княже, сам не рад.
На твоем пиру на княжеском
Собеседник я плохой;
И тебе я, княже, кланяюсь:
Отпусти меня домой.
Отчего — я сам не ведаю,
Грусть взяла меня теперь!..»
Встал Данило, князю-солнышку
Бил челом — и вышел в дверь...
2
И дружине молвил ласково
Князь Владимир, поклонясь:
«Все вы, други, переженены,
Не женат лишь я, ваш князь.
Между вами обездоленным
Я хожу холостяком:
Помогите же, товарищи,
Мне в несчастий таком.
Приищите мне невестушку,
Мтобы ласкова была,
И смышлена в книжной грамоте,
И румяна, и бела.
Чтоб женой была мне доброю,
Доброй матушкою вам,
Чтоб не стыдно государыней
Звать ее богатырям».
Князь умолк, и призадумались
Все его богатыри:
Сватом быть для князя стольного
Трудно, что ни говори!
Лишь Мишата не задумался:
«На примете есть одна, —
Молвил он, — лебедка белая,
Богатырская жена.
То жена Данилы славного.
Уж куда как хороша
Василиса свет Микулишна,
Раскрасавица-душа!
Ясны очи соколиные,
Брови соболя черней;
В целом городе Чернигове
Василисы нет умней.
Не уступит мужу книжному
В русской грамоте она,
И петью-четыо церковному
Хорошо обучена».
С грозным гневом на Путятича
Князь Владимир поглядел:
«Спьяну, что ль, заговорился ты
Али в петлю захотел?
Разве я лишился разума?
Разве зверь я али тать?
От живого мужа можно ли
Мне жену насильно взять?»
Не сробел Мишата, вкрадчиво
Князю молвил он в ответ:
«Князь Данило ходит под богом —
Нынче жив, а завтра нет.
Коль слова мои не по сердцу,
То казнить меня вели;
Только прежде поохотиться
В лес Денисьича пошли.
В темных дебрях под Черниговом
Зверя тьма, а лову нет:
Прикажи поймать Денисьичу
Злого тура на обед.