Четыре стройных немецких истребителя гоняли по голубому небосводу какой-то русский биплан.
Тот заметно уступал немцам в скорости и наборе высоты, но невероятная маневренность по горизонтали позволяла уходить от росчерков пулеметных трасс. Пулеметы стучали, как швейная машинка, но прошить не успевали. Похоже, русский пилот был весьма опытен. Он успевал отворачивать в последний момент. Иногда скорость "Мессершмидтов" даже была ему на руку. Он успевал притормаживать невероятным образом и очередной немец проскакивал мимо, не успевая прицелиться. Казалось, что русский даже мог зависать в небе.
Сам он не стрелял - или патроны кончились, или просто экономил.
В какой-то момент Штайнер даже поймал себя на сочувствии к русскому. Один против троих... Но тут же подавил в себе это чувство. Это враг и его надо убить. Иначе он убьет тебя.
Шея даже стала затекать...
Вдруг русский дал короткую очередь и один из "Мессеров" судорожно отвернул в сторону, из его брюха потянулся сначала слабый, а потом все более густой черный дым.
Он потянулся пологим снижением на запад, а русский, тем временем, буквально развернулся на воздушном пятачке и ударил винтом по хвосту второго "Мессера".
Тот камнем, дико визжа и кувыркаясь, пошел вниз,
Вспыхнул и русский, вращаясь вокруг своей оси. Через мгновение из немецкого истребителя выпал небольшой комочек, и одуванчик парашюта раскрылся в белом от зноя небе.
Второй одуванчик выпал из русского истребителя.
Оставшиеся два "худых" словно ножницы разошлись в небе, перевернулись в какой-то там фигуре пилотажа и зашли...
- Что они делают? - шепнул Брандт.
Шепнул так громко, что Андрей услышал его:
- Выходят на линию атаки, герр, как вас там.
- Зачем?
- Вы, фашисты, всегда убиваете тех, кто слабее. Но этот советский летчик оказался сильнее вас. Вот они и мстят.
- Заткнись, - взревел Штайнер. - Мы не фашисты! Мы - нацисты!
- А какая разница? - пожал плечами комсомолец.
Тем временем, два немецких истребителя, ревя моторами на форсажах, порвали небо очередями. Купол русского вдруг схлопнулся, стух и... Летчик камнем понесся вниз.
Немец же продолжал спокойно спускаться.
Его братья барражировали кругами над ним.
Тут Брандт словно очнулся:
- Эй! Красный! Быстро переводи этому косоглазому, пусть всей деревней собираются искать нашего пилота.
- Не буду, - ответил Андрей.
- Что? - не понял немец.
- Не хочу переводить. Я вдруг слова все забыл.
Вместо ответа Брандт ударил русского по лицу:
- Переводи, я сказал!
Комсомолец пошатнулся, сплюнул кровью на пыльную землю... Не попал. Кровавая ниточка слюны потекла по подбородку:
- А я слова забыл, - усмехнулся Андрей.
- Я тебе сейчас... - Брандт было замахнулся, но вдруг остановился, споткнувшись о взгляд русского учителя. - Штайнер!
- Я!
- Бегом к танку, пусть Зингер вызывает подмогу там, сообщи, что немецкий пилот в квадрате "Аш-17", требуется эвакуация и все такое.
- А...
- БЕГОМ!
Макс понесся к танку, что было сил.
- Слышь, косоглазый, тебе говорю. Понимаешь? - повернулся Брандт к старосте.
- Ферштеен, ферштеен, - торопливо закивал старик.
- Хорошо. Собирай своих идем лес прочесывать. Небо, летчик, упал, лежит, помощь. Понятно?
- Нихт ферштеен!
- Богородицу тебе в задницу... - выругался Брандт и потер свой длинный нос.
Мюллер поморщился, а Кёллер хохотнул.
Кое-как, буквально на пальцах, Брандт смог пояснить старосте, что от него требуется.
Через пятнадцать минут западно-украинская деревня в полном составе двинулась в сторону падения немецкого летчика-истребителя.
Русского комсомольца снова заперли в каком-то подвале.
Зингер сидел на башне, болтая босыми ногами, и орал песни.
Макс, тяжело дыша, подбежал к танку:
- Ральф! Ральф!
- И что мы так орем? - лениво потянулся голый по пояс радист.
- Командир приказал срочно вызвать подмогу. Там сбили нашего летчика, ты видел?
- Ага, - согласился Зингер. - Видел. Русский был великолепен. Будешь?
И Ральф протянул Штайнеру фляжку:
- Бимбер, чистый как слеза валькирии.
- Ральф!
- А чего Ральф? Сами ушли, а мне тут что делать? Скучно же...
- РАЛЬФ!
- Не ори, Макс. Сейчас вызову...
Неловко карабкаясь и расплескивая самогон по башне, Зингер забрался в башню и начал передачу.
Штайнер нетерпеливо прыгал вокруг танка.
Войну он представлял несколько по другому, да...
Яростные бои. Враг бежит, девушки с цветами наперевес... А тут какие-то крестьяне, сломанная коробка передач да пьяный радист.
Наконец, Зингер высунулся из танка.
- Приказано ждать, солдат. По возможности эвакуриро... Тьфу! Э-ва-ку-и-ро-вать, - произнес радист по слогам трудное слово. - Летчика своими силами.
- Доннерветтер, - ругнулся Штайнер. - Дай фляжку.
- Лови!
Фляжка больно стукнула по пальцам. Макс сделал большой глоток и бимбер немедленно обжег горло. Крепка ж ты, польская самогонка.
- Держи!
Пьяненький радист фляжку не поймал. Она стукнулась о броню и отлетела в кусты, покрытые серой, придорожной пылью.
- Свинья ты, Макс, - грустно сказал Зингер.
- А ты как думал? - зло ответил заряжающий и помчался обратно.
В деревне никого не было.
Только пустые дома, гавканье собак да ор петухов и стол, безобразно украшенный объедками и полупустыми бутылками.
Все куда-то делись...
Макс потоптался, несколько раз посмотрел по сторонам, поправил пистолет-пулемет. Прямо тайна "Марии Целесты". Потом, глянув на жареный бок поросенка, уселся на лавку. Не пропадать же добру, в самом деле?
Вот она - мечта солдата.
Много еды и спирта. Сейчас бы еще девку какую, чтобы податливую и мягонькую. Чтобы просто полазать по ней руками и уснуть на мягкой груди под жарким солнцем... И чтобы никого вокруг.
И "чтобы никого вокруг" не получилось. Только Макс поднес ко рту ровный кусок мяса, подцепленный ножом, как рядом со столом нарисовался староста.
Макс моментально схватил автомат и направил его на русского.
- Нихтс, нихтс! - испуганно поднял руки тот и сделал пару шагов назад. - Ком цу мир, битте, герр фашист!
- Я не фашист! Я - национал-социалист! - возмутился Штайнер. - Ну еще не формально, но... Где наши?
Староста что-то залепетал. Из его речи - смеси польского, русского и еще какого-то варварского с вкраплениями немецких слов - стало ясно только одно. Командир экипажа ушли " туда". Ага... В лес отправились, не дождавшись Макса. Вместе с деревенскими, летчиков искать. Ну и ладно.
- Ком цу мир, герр! - схватил танкиста за локоть старикашка.
- Да отвяжись ты от меня, косоглазый! - отмахнулся Штайнер. - Что пристал-то?
Но староста оказался прилипчив как навозная муха. Сплюнув от досады, молодой танкист, закинув за спину пистолет-пулемет, пошел за ним. Тот семенил, суетливо оглядываясь и, бормоча что-то под нос, махал рукой.
Подвел к беленькому дому, оглянулся и извиняюще поклонился:
- Айн минутен, битее!
Макс напрягся и взял в руки "МП", на всякий случай, сняв его с предохранителя. Что-то ему тут не нравилось.
- Айн минутен! - и старик скрылся во дворе.
У Макса почему-то пересохло во рту и он сделал шаг назад. Тишина... Только птички свистят, подзывая подруг. И ветер шелестит листвой вишни, густо усыпанной бордовыми ягодами. Где-то лениво брешет собака.
Добротная калитка снова скрипнула, из двора вышел давешний комсомолец с подбитым глазом. В спину его тыкал древней двустволкой староста, бормоча какие-то ругательства, судя по тону.