- Шиссен, битте, герр зольдат!
- Что?
- Он просит вас расстрелять меня, - усмехнулся Андрей.
- Я сейчас эту падлу шлепну, - обозлился Штайнер.
Учитель пожал плечами:
- Делайте как знаете. Меня все равно убьют они. Темный народ. Не понимают.
- Что не понимают? - не понял Макс.
- Мы освободили их от власти панов.
- Вы их завоевали.
- Завоеватели не строят школы и больницы. Сколько школ вы построили в Варшаве?
- Понятия не имею. Я обычный танкист.
- Нет, не обычный. Ты такой же, как этот старик. Такой же темный. Тебе промыли мозги в твоем гитлерюгенде.
- А тебе в комсомоле! - крикнул Макс, раздув ноздри.
- Поэтому я учу детей, а ты их убиваешь.
- Заткнись!
- Когда ты поймешь правду, то бросишь оружие и вместе с нашей армией свергнешь гнет Гитлера. Ваш фюрер лишь марионетка в руках империалистов.
Макс рассвирипел:
- А ну шаг назад! Быстро!
- Я, я, шнель! - мелко закивал головой старичонка.
- Впрочем, правду ты можешь понять слишком поздно. Очнись, солдат.
Макс передернул затвор. Русский бесил его. Спокойной усмешкой, уверенным взглядом. Почему он ведет себя так, будто в плену Штайнер?
- Страшно, солдат? Ничего, будет еще стра...
Договорить русский не успел, староста выпалил из своего ружья, попав учителю в живот. Грохот ударил по ушам и Макс от неожиданности нажал на спусковой крючок, дернув автоматом.
Очередь разорвала грудь комсомольца, пошла левее и...
Каким образом одна пуля попала старику в голову, Макс так и не понял. Он вообще ничего не понял. Просто стоял и тупым, бессмысленным взглядом смотрел на два тела, валяющиеся под ногами.
Из ступора его вывел сильный удар по плечу:
- Что за хрень, Штайнер?
- А?
- За каким чертом ты ухлопал старика с этим евреем?
- А... Я...
Штайнера вдруг затрясло.
- На минуту нельзя оставить... Командир, тут это...
Бабы, только что притащившие из леса сломавшего ногу при приземлении летчика, увидели лежащего окровавленного старика и дружно завыли. Какая-то старуха с грудастой толстомясой девкой бросились с криком на ошалевшего Макса, и только Мюллер с Келлером кое-как остановили их.
- Уходим, - отрывисто бросил Брандт. - Быстро, быстро, быстро! Несколько очередей над головами охладили толпу, собравшуюся было растерзать Штайнера: бабы с визгом, зажав уши, побежали в разные стороны, дети заверещали, мужики присели.
- Я не хотел, я не хотел, - молитвой повторял Макс, когда экипаж бегом тащил носилки, реквизированные в новенькой больнице, с ругавшимся вполголоса летчиком.
- Да заткнись ты, - огрызнулся Мюллер.
Но Штайнер все бормотал:
- Я не хотел...
Слава Богу, прибыли ремонтники. При звуке выстрелов в селе они разлеглись по кустам, держа на изготовку карабины.
Протрезвевший Зингер высунулся из люка:
- Командир, разреши по этой банде из орудия бахнуть?
- Я тебе бахну, - буркнул Брандт. Носилки положили на траву, летчик зашипел от боли в ноге.
Толпа же, при виде танка и толпы солдат подалась назад и тихонечко рассосалась по домам.
К вечеру танк был готов. Можно было догонять полк.
Перед отправкой Макс подошел к Брандту и тоскливо сказал:
- Командир это случайно получилось...
- Да и черт с ними, с этими русскими. Но один так больше не делай.
Уже первый день начала войны показал немцам, что война на Востоке оказалась немного другой, чем это представлялось ранее. Русские оказали жесточайшее сопротивление.
Впрочем, это было понятно - на границе были сконцентрирована вся русская армия. По крайней мере, так думал и Гитлер, и Гальдер, и Хубе, и миллионы немецких солдат. Более того, службу по охране границы несли энкаведешники - политическая и военная элита Советской России.
Пограничники были прекрасно обучены, обладали самым современным стрелковым вооружением и, самое главное, были хорошо подготовлены как в моральном, так и в интеллектуальном плане. Немецкие солдаты с изумлением разглядывали трофеи - особенно автоматическую винтовку СВТ, чей сложнейший механизм позволял вести мощнейший огонь.
К счастью для немецких войск, пограничники не могли оказывать долгое сопротивление основной ударной силе Германии - ее танкам. Там же, где танков не было, советские пограничники держали оборону по несколько дней. В плен они не сдавались, разве что случайно. Впрочем, согласно приказу о комиссарах, бойцы НКВД подлежали уничтожению на месте.
Однако, это был не последний рубеж обороны. За спинами бойцов в зеленых фуражках спешно развертывались стрелковые дивизии и механизированные корпуса. А между границей и армией тонкой цепочкой от моря до моря протянулась оборонительная линия дотов - немцы называли ее "Линия Молотова". Ее они не боялись - слишком мало времени было у русских, чтобы подготовить нормальную линию обороны. Доты стояли недостроенными, незамаскированными, недостаточно вооруженными...
Впрочем, что там "Линия Молотова"?
Вермахт недавно вскрыл клиньями танковых атак неприступную "Линию Мажино", строившуюся двадцать лет. Кстати, на немецкие же деньги и строившуюся. Деньги, полученные от репараций после Первой Мировой войны. Маневренная война в исполнении Гудериана доказала бессмысленность этих затрат.
"Линии Молотова" немцы не придавали никакого значения.
Серые от придорожной пыли колонны немецких солдат змеями ползли по дорогам Украины. В авангарде одной из колонн шагал и Вальтер Бирхофф, обычный шютце 16 танковой дивизии. Бронетранспортеров в дивизии не было.
На всех техники не хватало: ими оснащали передовые отряды, ту же 11 дивизию. А дети папы Хубе шли пешком. Грузовики нужны были снабженцам. Они и бензовозы время от времени обгоняли одуревшую от жары пехоту, оравшую бесконечные походные марши. Несмотря на усталость, настроение было хорошим. Еще бы, кроме того скоротечного боя на границе русские не оказали никакого сопротивления. Правда, старики говорили, что все еще впереди. Фельдфебель Рашке все время оглядывался на лица солдат своего отделения, словно сторожевой пес, время от времени пересчитывающий своих овчарок.
Солдаты же только улыбались серыми лицами и продолжали хрипло орать:
Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen die Fenster und die Türen.
Ei warum? Ei darum!
Ei warum? Ei darum!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa, bumderassasa!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa, bumderassasa!
Песни помогали держаться. Пехота вышла на марш в шесть утра и к обеду они прошагали уже тридцать километров. Воистину - нет лучшего солдата, чем германский. Тащить на себе двадцать восемь килограмм снаряжения... На поясном ремне два подсумка с патронами для карабина. Справа сзади - сухарная сумка. На сухарной сумке - фляга с водой. Над ней противогаз. К лямке противогаза прикреплена противохимическая накидка. В ранце из телячьей кожи котелок с крышкой-сковородкой, а внутри непременная ложка-вилка. Ну и обязательные предметы гигиены: зубная щетка, бритва, мыло и порошок от паразитов. Под ранцем плащ-палатка. Над левым бедром - саперная лопатка и тесак. А! Паек еще! И шагать, шагать, шагать.
- Schingderassa!
В армии Вальтер понял - как же удобно ходить в строю. Нет, в учебном лагере он по первости возмущался бессмысленной, как считали все новобранцы, шагистике. Особенно издевался вахмистр Гомулка - "трофейный немец" из Богемии. Он словно отыгрывался за годы чешского унижения.
Но потом Вальтер все понял. В тот день, когда их взвод сделал тридцатикилометровый марш в полной выкладке. Тридцатикилометровый - это в одну сторону. Прибыв на место они отстрелялись по мишеням и ускоренным темпом понеслись обратно. В семь вечера должен был быть ужин. А кто не успел - тот опоздал. Почти теряя сознание, новобранцы ревели марши и шли, положив руку на плечо впереди идущему. И грохот сапогов задавал ритм сердцу. Отставших тащили на себе. За пять километров до казарм учебного лагеря Гомулка остановил роту и читал мораль о боевом товариществе. После чего заставил снять оружие и снаряжение с самых слабых и заставил нести самых сильных. Бирхоффу досталась каска, винтовка и ранец самого здорового в роте: двухметровый гигант Фриц Штайгер показывал чудеса на силовых гимнастических упражнениях, но был невероятно невынослив на маршах.