Комната выглядела мрачно. Даже тело вампира, устойчивое перед холодом, озябло. Нет, температура внутри была такой же, как во всем замке, просто из этой спальни ушла жизнь. Ночью Армин сам отмыл кровь и прибрался, но уюта все равно больше не было. Просторная, красивая комната стала похожей на усыпальницу.
Дориан лежал бледный, как покойник. Если бы тонкий слух Роуз не уловил слабое сердцебиение, она бы подумала, что он умер окончательно. Его волосы, как показалось, стали еще черней на фоне белой, словно мрамор, кожи. Ногти стали такими же белыми, словно восковыми. Дориан был похож на большую куклу.
Что он почувствует, когда придет в себя? Розанна вспомнила собственное обращение. Когда влюбленный в нее вампир напоил смертельно больную девушку своей кровью и дал ей умереть, а позже она вновь ожила, чувства были отнюдь не самыми приятными. Усилившиеся эмоции (почему-то в основном негативные) разрывали голову на части, в теле появились резкие движения и на какое-то время пропала координация. Верхняя десна болела, в горле пересохло, глаза и ночью слезились так же, как днем, от малейшего света. Слух улавливал даже звук от падения на пол хлебной крошки, нос чувствовал все запахи одновременно — и приятные, и неприятные; язык распознавал сотни вкусов в одно мгновение, даже если во рту у Роуз находился всего лишь кусочек хлеба или глоток воды. Понадобились годы, чтобы взять свое тело под контроль, отключить или заблокировать часть эмоций и чувств, привыкнуть к рези в десне, постоянной жажде крови и, конечно, к ограничениям. Она была вынуждена притворяться человеком, а потом убивать тех, перед кем разыгрывала сцены. Очнувшись сразу после обращения, она отказывалась пить кровь, но, лишь раз попробовав, уже не смогла представить жизни без нее. С годами Роуз научилась контролировать жажду, но, как любой вампир, никогда не отказалась бы от глотка теплой человеческой крови.
А Дориан? Что будет с ним, когда он осознает, кем стал? Вряд ли он понял это, придя в себя ночью на полминуты. Скорее всего, Армин даже не попытался ему объяснить. Такое сразу не поймешь. Необходим долгий разговор на ясную голову. Но прояснится ли разум Дориана хоть когда-нибудь? Узнав, что стал вампиром, он уйдет в глубочайшую депрессию. Он не убьет себя стандартным способом, но станет медленно убивать страданиями. Роуз не была слишком добросердечной, когда ее обратили. Она всегда знала о жестокости мира и боролась с ней тоже жестокостью; Дориан же предпочитал мирный путь. Он любил свою человеческую жизнь, — он вообще любил людей. Совесть не позволит ему пить их кровь, даже если она из пакета.
Веки чародея дрогнули. Розанна тряхнула головой, прогоняя мысли. Сейчас главное — не рыдать. Слезы только все усугубят. С Дорианом нужно вести себя как с больным ребенком: пожалеть, подбодрить, приласкать. А уж потом, когда он окрепнет, можно и поплакать.
— Шар... лотта... — прошептали пересохшие губы.
Розанне еще не сказали правду. Сжав ледяную кисть Дориана, она склонилась над ним и улыбнулась.
— Она спит, — тихо сказала Роуз. — Здесь только я. Как ты себя чувствуешь?
У нее задрожало все тело. Как она скажет ему? Как заставит его выпить кровь?
Дориан вновь повторил имя сестры. Он бредил, и Роуз попыталась успокоить его, но у нее ничего не вышло.
— Позову ее или Армина, — беспомощно сказала она и выбежала из комнаты.
Роуз почувствовала себя ребенком, которому поручили присмотреть за тяжело больным взрослым. Она и прежде обращала людей, но никто не был ей так дорог, как Дориан. Со всеми она знала, как себя вести, а тут растерялась. Сначала Роуз подумала, что это потому, что она долгое время никого не обращала. Армин запретил создавать вампиров без серьезной причины, и этот запрет не нарушался долгие годы. Теперь же Розанна поняла, что дело не в этом. Просто вампир, созданный ею — Дориан. Человек, который никогда не смирится с этой сущностью.
Роуз встретила Армина в главном зале, идущего к лестнице и угрюмо глядящего себе под ноги. Шарлотту уже увели в темницу.