Дориан по-прежнему не покидал своей комнаты. Роуз заставила его выпить еще немного крови, что далось ей с трудом. Возлюбленный наотрез отказывался пить, и ей пришлось влить ему кровь насильно. Дориан перестал разговаривать с невестой. Только неподвижно сидел на кровати и смотрел в пол. Когда после стука в комнату вошел Армин, Розанна вздохнула с облегчением.
— Как он? — спросил Армин.
— Плохо, — не стала лгать Роуз. — Самочувствие в норме, но вот душевное состояние... Он очень подавлен. Не хочет разговаривать, питаться.
— Понятно. Ты не могла бы оставить нас наедине?
— Конечно, Antistes.
— Спасибо, Роуз. — Она взяла пустой фужер и заторопилась к выходу. — Не посидишь немного с детьми? Пожалуйста.
— С удовольствием, — улыбнулась Розанна и вышла.
Армин взял стул и поставил его рядом с кроватью. Сев, пристально посмотрел на друга.
— Долго еще будешь себя мучить? Дориан, тебе нужно пройтись, развеяться. Не получится вечно сидеть в комнате и отказываться от еды.
— Это не еда! — фыркнул Дориан. — Я не стану пить кровь добровольно.
— Тогда ты умрешь, — сказал Армин. — Ни один вампир не сможет прожить без крови.
— Я и не хочу жить, будучи вампиром. — Он поднял голову. — Не обижайся.
— И не думал, — в том же тоне школьного учителя ответил Армин. — Я лучше любого понимаю, что значит — быть чудовищем. Но также понимаю, что сердце может оставаться добрым независимо от того, кто ты: человек, вампир или животное. Став вампиром, ты не перестал быть Дорианом, которого мы любим.
— Перестал! — отрезал Дориан, встал и подошел к окну. Солнце уже скрылось за замком. — Армин, как ты не поймешь? Я никогда не смогу жить, как прежде. Не утешай меня. Роуз тоже утешала, но я хочу, чтобы вы приняли правду, как принял ее я: нет больше Дориана, которого вы любите. Есть монстр в его теле. Я каждую минуту жажду крови. Тебе ли не знать, как изматывает жажда? Я думаю только о ней, и это глубоко ранит.
Армин встал и подошел к нему.
— Это нормально для новообращенного. Со временем жажда притупится. Ты научишься контролировать ее, как человек контролирует голод.
— А солнце? — Дориан отчаянно взглянул в окно. Верхушки деревьев купались в солнечных лучах, вода в океане весело искрилась. — Я больше не смогу наслаждаться его теплом. Теперь целую вечность буду смотреть на него издалека. Знаешь, что я тут подумал? Я никогда не видел фильмов и долго не знал, что это такое. Ты рассказывал, а я удивлялся и мечтал посмотреть. Но теперь понял, что такое фильм: это горькое зрелище. Ты только смотришь на красоту, но не можешь к ней прикоснуться, прочувствовать ее. Ты всего лишь наблюдатель. Солнце теперь стало для меня фильмом. И, знаешь, я это ненавижу. Не понимаю, как люди в мире, откуда ты пришел, могут любить кино.
Армин по-доброму улыбнулся и отвел глаза.
— Ты прав. Я никогда не любил фильмы. В них одна ложь. Но все-таки ты живешь в реальном мире. Да, солнце для тебя губительно, но вампир может проводить под его лучами в среднем пятнадцать минут до тех пор, пока оно начнет его жечь. Можешь использовать это время и наслаждаться.
Дориан повернулся и посмотрел на него.
— А как же кровь?
— Относись к ней, как к вину, например. Мы с Роуз будем приносить тебе кровь в пакетах. Иногда тебе нужно будет охотиться, но убивать людей я не позволю. Отправимся на какой-нибудь необитаемый остров, и ты поохотишься на животных. — Он сжал его локоть. — Ты стал вампиром, но остался Дорианом де Флос. Если бы мог, я бы вернул отнятое, но никто не в силах это сделать. Придется смириться. И подумай о Роуз. Теперь вы можете не беспокоиться о разлуке. Перед вами вечность, которую можно посвятить друг другу.
— А если мне нужна не вечность, а простой век, который должен закончиться старением и смертью? — отчаянно произнес Дориан.
— Если бы тебе действительно была нужна такая жизнь, — сказал Армин, — ты бы не замедлил старение.
Дориану оказалось нечем возразить. Он не мечтал о бессмертии, но никогда не хотел покрываться сединой и видеть, как тело дряхлеет и чахнет. Он хотел сохранить как можно дольше привлекательную внешность и силы в мышцах. Да кто этого не хочет? Ни один в здравом уме не пожелает превратиться в сгорбленное, обессиленное, морщинистое существо. Потому-то старость удручает людей. Даже хронические лентяи, жаждущие поскорее выйти на пенсию и уйти с работы, мечтают именно о пенсии, но не о седине, морщинах и болезнях.