Испугавшись после звонка матери, что по дороге домой ее будут преследовать сигналы входящих сообщений, Ханна удалила приложение «Джимейл» со смартфона и теперь с опаской открывает почтовый ящик, в то же время понимая, что дальнейшие проволочки только ухудшат положение. Когда она будет лежать в постели, ее уже ничто не сможет отвлечь от мыслей о том, какие мерзости притаились в папке «Входящие»; она, конечно, не выдержит и опять схватит телефон. Что бы она там ни обнаружила: новые разоблачения, незамеченный ранее след или очередную попытку выманить у нее ответ, – сердце начнет стучать как бешеное, хлынет адреналин, и возможность заснуть улетит так далеко, что она промучается всю ночь от тошнотворных мрачных мыслей, будет снова и снова обновлять почту и, словно в болезненном дурмане, искать в «Гугле» свежие новости о деле Эйприл.
Ханна заранее знает, что и как произойдет, поскольку так всегда было раньше. В первые несколько месяцев после смерти Эйприл сообщения приходили каждый день. Шел постоянный, тупой поток уговоров, умасливания и нахальных требований, и Ханну всякий раз охватывал шок и обида из-за одержимости миллионов людей смертью ее подруги.
После окончания судебного процесса запросов стало меньше. Одно время они приходили раз в неделю, но по мере того, как Ханна и Уилл с головой погружались в бытовые дела, скрываясь за пеленой успокоительно монотонных будней – курсов бухучета, покупки дома, денежных проблем и прочего рутинного хлама каждодневного существования, – подобных сообщений становилось все меньше.
Теперь с ней почти никто не связывался, тем более по телефону, особенно после того, как Ханна и Уилл избавились от стационарного аппарата, а Ханна сменила номер мобильного. Тем не менее новые сообщения приходили всякий раз, когда фамилия Джона Невилла снова появлялась в прессе, юристы осужденного подавали очередную апелляцию или кто-нибудь публиковал книгу или выпускал новый подкаст. Время научило Ханну – уклоняться себе дороже.
Нет уж, лучше не откладывать, разделаться одним махом и успеть прийти в себя до отхода ко сну.
К удивлению и облегчению Ханны, в папке «Входящие» ждали всего три непрочитанных сообщения. Одно отправила после обеда мама с пометкой «Позвони мне». Мама потом сама позвонила, поэтому ее письмо можно удалить.
Второе прислали из библиотеки, напоминая о сроке возврата книги. Его Ханна помечает флажком «Не прочитано».
Третье пришло с неизвестного адреса. В строке темы единственное слово – «Вопрос».
Сердце Ханны затрепетало еще до того, как она открыла это сообщение. Первый же абзац подтвердил худшие опасения.
Уважаемая Ханна! Мы никогда не встречались, поэтому позвольте мне представиться. Меня зовут Джерайнт Уильямс. Я репортер «Дейли»…
Хватит. Дальше можно не читать. Ханна снимает очки, буквы на экране мгновенно расплываются и теряют четкость. Сообщение исчезает в папке «Запросы».
Ханна сидит перед пустым экраном с очками в одной руке и телефоном в другой. Пальцы вдруг похолодели как лед; она натягивает рукава джемпера на кисти рук, чтобы согреться. Сердце стучит с болезненной торопливостью. Мелькает отстраненная мысль: не навредит ли стресс ребенку? «Они живучие, – звучит в уме Ханны успокаивающий грубоватый голос матери. – Какого черта, бабы рожают даже в зонах боевых действий».
– Что-то не так?
Ханна подскакивает от неожиданности, услышав голос за спиной, хотя сознание подсказывает, что это всего лишь Уилл. Он втискивается к ней в кресло, обхватывает ее сзади, она меняет позу и садится ему на колени.
– Извини, – тихо произносит Уилл. – Я не собирался корчить перед тобой крутого парня. Просто… мне требуется немного времени, чтобы все это переварить.
Ханна прислоняется к его груди, чувствуя, как напряглись мышцы сомкнутых вокруг нее рук. Ощущение их силы и надежности отчего-то действует невыразимо ободряюще. Дело не в том, что Уилл выше ростом, шире в плечах и сильнее ее, ведь она уже давным-давно перестала видеть в Джоне Невилле источник физической угрозы, но почему-то это было важно, и само присутствие мужа успокаивало ее лучше любых слов.
Ханна приникает к груди Уилла, чувствуя на своих ледяных пальцах его теплое, согревающее дыхание. Словно прочитав ее мысли, он говорит:
– Господи, у тебя не руки, а ледышки. Иди сюда.
Уилл решительно сует ее ладони под рубашку и слегка вздрагивает, когда холодные пальцы касаются теплой голой кожи.
– Почему ты всегда такой горячий? – нервно усмехается Ханна.
Уилл опускает подбородок ей на макушку, одной рукой гладит ее волосы.
– Не знаю. Наверное, много лет прожил в Карне при говенном отоплении. Ох, милая, мне очень жаль, что все это случилось в такой неподходящий момент. Я понимаю, как тебе тяжело.