До нее доходит, что она издает странные звуки – что-то вроде стонущих всхлипов. К ее плечу с озабоченным видом прикасается какая-то женщина:
– Что с вами, дорогуша? Это из-за ребенка?
– Нет, – выдавливает Ханна. Ответ получается протяжным, как стон. – Нет, со мной все в порядке. Оставьте меня в покое.
– Может, вам нужна помощь? – участливо предлагает женщина.
Ханне мучительно трудно переносить ее внимание, ведь она не может поделиться своими мыслями ни с кем.
– Нет, прошу, оставьте меня, – давясь словами, произносит она. – У меня все хорошо!
Ханна отталкивает женщину и, спотыкаясь, бежит под дождем.
Где там хорошо! Ей очень и очень плохо.
Но не потому, что ее шокировали слова Эмили.
Эмили лишь высказала вслух то, что внутренний голос нашептывал Ханне десять лет без перерыва каждый день и каждую ночь.
Неужели это правда? Неужели она ошиблась?
До
К концу осеннего триместра, длившегося всего полтора месяца, Ханна с большим трудом вспоминала, какой была до поступления в Пелэм. Лабиринты коридоров и галереи из золотистого песчаника стали для нее таким же привычными, как школьные классы в Додсуорте, а здания Оксфорда, покрытые действующей на нервы зеленоватой патиной, воспринимались почти как родные. Она привыкла называть экзамены податями, Темзу – Исидой, а студентов, изучающих классическую литературу, – корифеями. Ханна научилась различать ректоров, проректоров и менторов, а также осознала, какую роль в этой хитрой иерархии играл глава колледжа. У нее появились любимые пабы и рестораны, где готовили карри, она разобралась с короткими маршрутами и замысловатыми окольными путями, по которым студенты шныряли из колледжа в колледж или ходили в Бодлианскую библиотеку, когда не могли найти нужную книгу на месте.
Эмили как-то в субботу утром притащила Ханну на блошиный рынок, она также ходила с Хью в Музей истории науки. Посещала заседания студенческого профсоюза с Райаном и после их окончания участвовала в яростных политических баталиях в пабе. У нее выработалось вымученно-терпеливое отношение бывалой студентки к вездесущим туристам с их айфонами и бесконечными селфи.
Ханна даже привыкла к Эйприл, к ее вечным снимкам в «Инстаграме», ее фотографиям на странице сплетен в «Татлере», полупустым бутылкам «Вдовы Клико» в мини-холодильнике, к странному, тяжелому аромату ее духов. Спустя несколько недель Ханну уже не удивлял вид пальто от Вивьен Вествуд под диваном или скомканной кофточки от Веры Вонг в корзине с грязным бельем. Кроссовки Ханны стояли под кофейным столиком рядом с туфлями от Джимми Чу.
Непривычными оставались только два момента.
Во-первых, постоянное, раздражающее присутствие Джона Невилла где-то в ее мыслях. Ханна ловила себя на том, что по пути в библиотеку далеко обходит служебку консьержа, забирает почту, когда, по ее расчетам, Невилла нет на работе, и заходит в колледж не через главные ворота, а исключительно с черного входа.
Во-вторых, Уилл.
Ко всеобщему удивлению, Эйприл и Уилл действительно были вместе. Вслух никто не называл Эйприл формально «девушка Уилла», но с того первого вечера, когда они вместе играли в покер на раздевание, Уилл частенько оставался на ночь на половине Эйприл. Ханна не раз просыпалась, услышав низкий мужской голос за стеной, или, выходя из своей комнаты рано утром, еще до того, как проснулась Эйприл, видела Уилла с чашкой кофе на диване перед покрытым каплями росы окном.
Когда Ханна впервые застала Уилла там одного, он вскочил с виноватым видом, точно его застукали за каким-то постыдным занятием.
– Извини, – поспешно воскликнул он и поднялся, скрестив руки на обнаженной груди. На нем были одни джинсы, и Ханне стоило большого усилия отвести взгляд от мускулистого тела и полоски черных волос, спускавшейся к пряжке поясного ремня. – Я не знал, что ты так рано встаешь. Не хотел будить Эйприл. Я сейчас уйду.
– Эй, все норм, – успокоила его Ханна, сосредоточив взгляд на точке возле правого уха Уилла. – Тебе необязательно так спешить. Допей кофе.
– Точно? – Уилл посмотрел на нее с сомнением. – Я не хочу наглеть. Это ведь и твоя квартира. Не знаю, как отреагировал бы, если бы в моей комнате без приглашения появился кто-то посторонний.
Ханна невольно рассмеялась и впервые осмелилась посмотреть Уиллу в глаза, так ее обезоружила его неловкость.
– Во-первых, тебя трудно назвать посторонним. Во-вторых, ты не заявился сюда без приглашения. Тебя пригласила Эйприл.
– Но не ты.
Ханна улыбнулась: