— Пожалуйста… — не сдерживаюсь снова.
Всё ещё не поцелуи. Нет. Не кусает, царапает проступившими клыками, оставляя невидимые ожоги своими губами. Сущая пытка, длящаяся почти бесконечность, спустя которую я готова не только молить. Его плоть, упирающаяся мне между ног — такая же горячая и твёрдая, как я помню. Не помню только, когда и как я провинилась перед ним, раз он до сих пор медлит и не спешит облегчать мою участь. Хотя и это становится вскоре неважным. Вместе с первым, долгожданным толчком. Замирает.
— Не больно?
Больно. И нет, не потому, что он во мне. Нужно куда больше, глубже, жёстче, сильнее. Ничего не говорю. Обнимаю мужчину крепче, сама же двигаюсь ему навстречу. На этот раз он почти сразу срывается в столь необходимый нам обоим темп. Оргазм накрывает быстро, ошеломляющей волной, вышвыривающей из этой реальности окончательно. Я закрываю глаза, не вижу и не слышу ничего, кроме ошалелых ударов собственного сердца, пока представляю бескрайнее тёмное небо, в котором парю.
Отпустила меня моя эйфория далеко не сразу…
— Почему ты не сделал этого ещё тогда, семь лет назад? — спросила тихо, так и не открыв глаза.
Слишком хорошо, вот так, когда я под ним фактически распята, и вместе с тем не чувствую себя уязвимой или беспомощной, скорее более цельной.
— Не было смысла, — отстранился он. — Ты была напугана и не принимала меня, а я не принадлежал себе.
Зря, наверное, спросила…
Но перед глазами слишком ярко встали картинки из прошлого, где я и мои родственницы отправились в отпуск в жаркие страны, в результате чего однажды ночью я проснулась на стояке похитившего меня пустынного альфы. Потом нас отвезли в пустыню и засунули в клетки. А потом продали. На аукционе. Вот только, в отличие от других волчиц, в моём случае покупатель был тот же самый. Тогда я ещё не понимала, к чему столько сложностей. Потом осознала, когда игнорировать парное притяжение стало невыносимо.
— Просто подумала, что так было бы куда проще. Нам обоим. Хотя, может быть, я и не права, — оправдала собственную болтливость, всё-таки открывая глаза.
Теперь, когда оборотень обнажён не только по пояс, мой счёт изображённым паучкам стал на порядок выше. Пальцы буквально зудели в желании в самом деле всех их пересчитать. Последняя мысль оказалась настолько заманчивой, что и сама не поняла, когда осмелела до такой степени, что позволила себе обрисовать, начиная от правого запястья, первого по контуру, и…
— Не надо. Не трогай их. И не считай.
Замерла. Хотя отдёргивать руку не стала.
— Что они значат?
Перехватила чужую ладонь, накрыв поверху своей.
— Метки безвинно убитых мной.
И это тоже, зря я спросила…
Но слов не вернёшь. Ни сказанных мной. Ни тех, что запомнились в ответ. Особенно, если учесть, что свободного от татуировок пространства на теле — маловато.
— Хорошо, — отозвалась, скорее как уход от этой темы, не моей реакции на узнанное, а затем поднялась и уселась, чтобы быть к нему ближе, обнимая за широкие плечи. — Расскажешь мне что-нибудь ещё? Пожалуйста, — попросила совсем тихо.
На красивых губах расплылась насмешка.
— Что например?
Пожала плечами.
— Что угодно, — предложила, и сама же призадумалась над собственными словами. — Например, что будем делать дальше?
— Всё, что захочешь, — пожал он плечами.
— Всё, что я захочу? — переспросила неверяще. — Разве не ты буквально недавно утверждал, что мы будем делать то, что захочешь ты? — уточнила.
Не удержалась и ласково провела кончиками пальцев вдоль его плеча к шее, а затем по чертам его лица.
Идиотский порыв, но…
Как опасного зверя против шерсти погладить.
Слишком соблазнительно.
— Разве? По-моему, это звучало, как: "Я возьму всё, что посчитаю нужным. Со всех". Но если не хочешь сама решать, то… — одарил меня показательным взглядом с головы до ног и обратно. — Можем для начала сходить в магазин. Тебя нужно приодеть.