— И где ты такого нахватался? Прочел в отрывном календаре?
— Да так, выражение есть такое.
— Если ты хочешь, чтобы я пришла к тебе в бар на рождественский ужин, перестань выпихивать меня в Ирландию.
Кайл, услышавший все это, едва не давится «Гиннессом».
— Тебя смущает ужин в моем баре? — спрашивает Бад.
— А что там будет?
— Традиционное рождественское жаркое.
— Умоляю, Бад, — я прихожу Кайлу на помощь, — скажи, что входит в это жаркое?
— Ну как? — пожимает плечами он. — Индейка, ветчина, пюре, корнеплоды. А еще есть и подливка.
У этой подливки имелось немало поклонников. Я не сомневаюсь, что о ней еще до конца декабря начнут слагать легенды.
— Между прочим, буду рада, если заедешь ко мне, — говорит Карла.
Она приглашает меня как минимум в десятый раз. Бедный Бад. Какая острая конкуренция.
— Да, спасибо, я знаю, — говорю я в ответ. — Ну а ты, Кайл? Какие у тебя планы?
Из разговоров, которые мы ведем уже несколько месяцев, я почерпнула, что у Кайла с родственниками не самые теплые отношения. Теперь он остался у родителей один. Только я не уверена, что они общаются. Отец, Генри, успел жениться еще два раза, после того как развелся с матерью Кайла, и теперь они с новой супругой занимают особняк, а Кайл облюбовал себе домик возле бассейна. Когда он последний раз виделся с кем-то из близких, я не имею ни малейшего представления. Типичный подход богатого белого протестанта к семье: живи поближе к состоятельной родне, чтобы тебя вписали в завещание, но при этом соблюдай дистанцию, чтобы тебя из него не вычеркнули.
Один мудрый человек как-то сказал: сложно испытывать сочувствие к богачу, потягивающему шампанское на собственной вилле возле бассейна; однако по мере того, как я узнаю Кайла ближе, у меня складывается впечатление, что ему было предначертано судьбой появиться на свет совсем в другой, нормальной семье где-нибудь на Среднем Западе. Я знаю, что Кайл богат, но он не сорит деньгами. Он красив — женщины так на него и вешаются, — но этим не пользуется.
В нем присутствует какое-то внутреннее напряжение, и я чувствую, что он ощущает себя куда спокойней и расслабленнее не среди равных себе, а в нашем обществе. Особенно в моем.
Кайл в ответ пожимает плечами, и тут меня осеняет. Друзья собрались здесь, желая отвлечь меня от мыслей, что впереди меня ждет первое Рождество без Дэнни, а ведь Кайл его тоже впервые отпразднует без своей сестры.
— Мне предстоит разделить трапезу с величайшими из сынов и дочерей нашей страны, которые соблаговолят почтить своим присутствием наш родовой особняк, — произносит Кайл таким тоном, словно ему предстоит пройти курс электрошоковой терапии. — И мне останется лишь благодарить Всевышнего, если все пройдет без эксцессов и папа не трахнет служанку, мама не вырубится, натрескавшись успокоительного, не явится последняя любовница папы, чтобы закатить скандал и разбить хрустальную вазу, а дедушка не закроет для меня доступ к трастовому фонду.
Несколько секунд мы все молчим.
— Тебе непременно следует праздновать у меня, — наконец, говорит Бад.
— Так я же вроде не отказывался, — быстро отвечает Кайл.
Мы смеемся.
Как это ни странно, но мне становится лучше на душе, и приближение Рождества пугает куда меньше.
У меня есть друзья. Есть сестра, и плевать, что сейчас нас с ней разделяют тысячи километров.
Кроме того, было бы несправедливо обходить стороной сотрудников моего издательства. Сегодня вечером я ушла с работы с двумя огромными, красными, каку Санта-Клауса, мешками, набитыми подарками, которые сейчас лежали на полу под нашим столиком.
Я не перестаю хвалить себя, что не забыла сегодня с утра прихватить на работу открытки. Мои коллеги так обо мне заботятся ну как их за это не обожать?
— Ну что, повторим? — спрашиваю я, спрыгивая со стула.
Все в ответ кивают, даже Кайл, который потягивает «Гиннесс» с таким выражением лица, словно его пытают.
Я терпеливо стою у барной стойки, пока бармен, которого бы в Ирландии выгнали с работы за неспособность быстро обслужить нашу крошечную компанию, ждет, когда осядет шапка пены на пиве, которое он так неудачно налил в бокал.
— Ему лучше заново начать наливать.
Я узнаю голос прежде, чем успеваю повернуть голову.
Рядом со мной стоит доктор Лесли Кляйн. Хотя мы находимся не на улице, а внутри теплого помещения, где довольно душно, на психологе широкий шарф из пашмины и вязаный шерстяной свитер. Как ни странно, Лесли не выказывает ни малейших признаков того, что страдает от жары. Серебряные от седаны волосы обрамляют ее точеное лицо. На нее начинают оглядываться мужчины.