- Понимаю.
- Я должен буду отдать эту пленку людям, которые знают о нашей встрече, - вздохнул Бергман, - должен сказать, что Яков Аронович отзывался о вас очень тепло. Он рассказывал мне, что всегда с особым чувством симпатии относился и к вам, и к вашему отцу.
- У нас были взаимные симпатии, - Дронго все еще не понимал, куда гнет Бергман.
- Будьте осторожны, - вдруг тихо произнес адвокат, - эти люди не станут шутить. Я не смогу вам помочь. Вы меня понимаете?
Дронго кивнул. Он получил подтверждение своим опасениям. Заделом Ахметова стояли гораздо более серьезные люди, чем думал Романенко.
- Почему вы так рискуете? - спросил Бергман.
- Слишком мало времени. К тому же другая сторона все равно узнает о нашем желании найти Труфилова. Любой шаг группы Романенко становится известен им, а через них и вам. Разве я не прав?
Адвокат уклонился от ответа. Он молча смотрел на бокал с вином, словно размышляя, как именно сформулировать мысль.
- Мне говорили, что вы умный человек, - задумчиво произнес Бергман, теперь я понял, что вы еще и смелый человек. Выпьем за вашу удачу. Для меня проигрыш будет означать всего лишь неудачу на процессе, который я вел. Для вас проигрыш будет равносилен смерти. Я искренне желаю вам остаться в живых, Дронго. Надеюсь, что мы с вами встретимся и после двенадцатого мая. Если вы останетесь в живых, я приглашу вас в этот ресторан четырнадцатого числа. Договорились?
- В таком случае можете прямо сейчас заказать столик.
- Вы еще и самонадеянны, - грустно заметил адвокат, - мне уже за шестьдесят, и я повидал в этой жизни больше чем нужно. Не стройте иллюзий, Дронго. Это дело вам не по зубам. Вопрос даже не в том, удастся ли вам найти Труфилова. Если даже произойдет чудо и вы его найдете, то и в этом случае он откажется работать с вами. Даже в том совсем уж маловероятном случае, если вы все же сумеете его убедить сотрудничать с группой Романенко, вам элементарно не удастся доставить его живым в Москву. У вас так мало шансов, что я даже не хочу их просчитывать. Можно сказать, что у вас нет шансов вообще. Откажитесь от этой безумной авантюры, пока не поздно. Вам не дадут довести дело до конца. Чиряев никогда не будет в Москве и не даст показаний. Это абсолютно исключено.
- Я все-таки попытаюсь, - пробормотал Дронго.
Бергман замолчал. Он смотрел на блюдо, стоявшее перед ним, и молчал. Затем взял нож и вилку. И медленно произнес:
- Иногда я думаю, что без таких идеалистов, как вы, жизнь была бы неинтересной. Вы еще молоды. Попытайтесь. Может быть, вы и сумеете сделать невероятное. Хотя я, честно говоря, не представляю, как это у вас получится. За ваше здоровье, Дронго, - поднял он свой бокал, - оно вам очень понадобится в ближайшие дни. Будьте здоровы!
- Спасибо, - едва слышный звон бокалов нарушил тишину кабинета.
- А теперь я, снова включу свой магнитофон, - сказал Бергман, - и давайте поговорим о чем-нибудь другом. Например, о литературе. Мне говорили, что вы хорошо владеете английским. Кого из современных англоязычных писателей вы бы посоветовали почитать?
НАЧАЛО Амстердам. 12 апреля
Я выхожу из туалетной комнаты. Выхожу и натыкаюсь на неприятного типчика, стоящего прямо у дверей. Он нервно оглядывается и шепотом спрашивает:
- Вы Вейдеманис?
У меня нет таких знакомых. Если учесть мою профессиональную память, то я могу сказать точно: никогда в жизни не встречался с этим типом. Да и вообще трудно поверить, что в такой момент в самолете оказался знакомый.
- Что вам нужно? - громко спрашиваю я. Он настороженно оглядывается. Может, ждет Широкомордого? Наверное, я даже переоценил свои возможности, и мне не дадут долететь до аэропорта. Ликвидируют прямо в самолете. Получили соответствующее указание накануне визита - сейчас ведь никаких проблем со связью нет, у всех при себе мобильные телефоны. Так что вполне вероятно.
- Не так громко, - просит незнакомец, - не нужно кричать. Я хотел бы с вами поговорить.
- Идемте в салон, - предлагаю я, кивая на занавески, отделяющие нас от салона; - рядом со мной есть пустое место.
- Нет, нет, - отказывается он, - не стоит туда идти. Я бы хотел поговорить с вами здесь.
- О чем же? Я ведь вас не знаю. - Я опять говорю громко с таким расчетом, чтобы услышали в салоне. На случай, если он захочет меня убрать, появляются свидетели.
- Не шумите, - снова просит он меня, -- я дам вам свои координаты. В Амстердаме я остановлюсь в отеле "Виктория". Это напротив вокзала. Если хотите, встретимся там. У вокзала, сегодня в девять вечера.
- Не хочу. Пропустите меня на мое место.
- Это очень важно, - почти умоляет незнакомец. - Поймите, речь идет о вашей жизни...
В этот момент из-за занавески появляется особа лет сорока пяти, в немыслимом макияже и пестром "прикиде". Цепочки, ожерелья, браслеты всех форм и цветов делают ее похожей на рождественскую елку.
- Простите, милые мужчины, - говорит она, улыбаясь ярко накрашенным ртом, - вы пропустите даму в туалет или он заблокирован?
- Извините, - говорю я, отодвигаясь и пропуская игривую даму. На меня накатила волна аромата ее резких духов. Почему это вульгарные особы и душатся так, словно хотят отравить всех окружающих? Впрочем, она, бедняжка, наверное, не виновата. Я где-то читал, что дело не в парфюмерии. Смешиваясь с запахом тела, духи каждый раз создают свой неповторимый аромат. Поэтому от разных людей исходят разные запахи, даже если они употребляют одинаковые духи. Лично я еще в институтские времена употреблял после бритья лосьоны нашей рижской фабрики. Это был "мой" запах. А после того, как попал за рубеж, у меня появился интерес к продукции Пако Рабана. Может, потому, что мне нравился стиль его одежды. Одежду фирмы я покупать не мог, у меня не было таких денег, а вот флакончики духов появлялись регулярно. Одна-две капли - для поднятия тонуса. Мужчине больше и не нужно. Но это я подумал так, между прочим. А мой "благожелатель" тем временем сразу исчез в салоне, словно и не подходил ко мне. Странно. Неужели таким образом он хотел признаться, что следит за мной? А к чему слова, что речь идет о моей жизни? Значит, у них есть приказ меня убрать... Черт возьми, столько вариантов, что можно запутаться.