Джек стоит, задумчиво потирая подбородок:
— Хм. Интересно, я теперь безработный, или как?
— Пойдёшь к нам, в красные береты, если «Торчвуд» исчез, — слабо улыбается Марта. — Кажется, Земле светит кризис, лишние армейские руки не помешают.
— Так Гвен не пойдёт, а как же я без Гвен...
Опять какую-то ерунду обсуждают. А мне вот куда интереснее вопрос о сопарабольках и Канадах, с которого мы с Доктором начали следствие. Но это можно выяснить только наверху. А для этого надо сперва разобраться с сектой.
— Что будем делать с пленными, Доктор? — спрашиваю.
— Про это я тоже думаю...
— Расстрелять? — хором предлагают Ривер и Третий.
Хищник откровенно морщится:
— Ривер Сонг, посмотри, ты мыслишь, как далек!
— Сладкий, хамишь. Это далек мыслит, как я.
У номера Три нервно дёргается излучатель.
— Можно не расстреливать, — говорю я. — Наёмники ничего не знают и безопасны. Но надо нейтрализовать учёных. Они представляют серьёзную проблему. Могут повторить свою машину. Могут снова угрожать Скаро.
Доктор кивает:
— У меня как раз червь памяти дал потомство...
Червь памяти? Что это? Вызвать из архива базу данных по опасным инопланетным существам... Пусто? По биологическому оружию инопланетного происхождения... А, нашла. Понятно. Конечно, для нас он безопасен, вот в первой базе его и не оказалось. Стирание памяти происходит только при непосредственном контакте с червём, а у нас, как ни крути, контакт опосредованный, и на памяти огромное количество слоёв защиты. Но для мозга землян эта тварюшка более чем опасна.
— Это слишком мягкий приговор. Отдай нам главных организаторов.
— И что вы сделаете? По своему обыкновению, у-ни-что-жи-те?
— Это слишком мягкий приговор.
В глазах близко стоящих гуманоидов появляется изрядная озадаченность. Я сорвала какой-то очередной шаблон?
— И что же ты собираешься с ними делать? — Доктор задумчиво потирает подбородок.
— Я покажу им, что они такое, используя мнемотехнику далеков. Если они после этого сохранят рассудок, применишь к ним червя.
Марта внимательно смотрит на меня:
— Как врач, я против... В смысле, против того, чтобы ты шевелилась лишний раз. Тебе вообще отдыхать и молчать надо. У тебя две конечности на соплях держатся.
Хм, а я думала, на шовном материале и шинах.
— Мне не обязательно делать это самой. Доктор, отдай нам их лидеров.
— Вы не имеете права! — вдруг выкрикивает небритый дед в перекошенных очках, сидящий со своими товарищами не настолько далеко, чтобы не слышать разговор. Марк Нильсен, что ж ты раньше-то не вспомнил о праве, конституции и прочем? Как дело касалось не тебя, так никаких прав не существовало, а как тебя, так сразу «права не имеете». Где логика?
— Ошибка, — говорю. — Земля находится на военном положении. Все решения принимает президент земного шара, по Первому протоколу UNIT. В том числе и решения по военным преступникам.
Доктор глядит на этот разговор, и взгляд его всё тяжелеет и тяжелеет. Он поворачивается к лидерам учёных:
— Аргумент о праве — это всё, что вы можете выдвинуть в свою защиту?
Рабле гордо вскидывает подбородок:
— Я считала и считаю, что Земля — самая бессердечная планета во вселенной, и она недостойна существовать. Вы победили? Извольте, но я не откажусь от своих слов!
— Самая бессердечная планета, — холодно-задумчиво тянет Доктор, глядя на меня.
— Предположение. У них нет опыта и не с чем сравнивать, — говорю я ему.
— Именно. Ты это собиралась им показать?
— Да.
— Хорошо. Забирай.
Более ничего не добавляя, он разворачивается и уходит в ТАРДИС. Я так понимаю, искать свой боезапас червей памяти; одним животным здесь не обойтись.
«Номер Три, номер Семь, примите файлы. Протранслируйте их пленным, в соответствии с названиями».
Для каждого из четверых я заготовила персональный подарок. Накромсать видеоролик из собственных воспоминаний — задачка нехитрая, ибо хитрость в другом — грамотно подобрать кадры. Есть забавная фишка в сознании практически всех разумных существ, имеющих хотя бы зачатки сопереживания, называется эффект переноса. В случае с ретрансляцией воспоминаний, если глаз не режут странные детали типа четырёх лун или лиловой травы, начинаешь воспринимать чужую память, как свою, ставя себя на место действующего лица. Для существ с хорошим воображением эффект переноса заходит ещё дальше, превращая странные детали в более понятные. Я почти уверена, что эта выскочка Рабле увидит вместо излучателя огнемёт, а Ковальски окажется в бомбардировщике вместо боевого дисколёта. Но даже если и не так, всё равно, инопланетные детали не будут отторгнуты их развитым воображением, а просто опущены за незначительностью, и они увидят на месте других планет Землю, а на моём месте — себя. Вот только свои мысли и чувства я оттуда вырезала, чтобы им было куда подставить свои. Забавные сны их ждут: кошмар, в котором не управляешь своими действиями, но ужасаешься, будучи в состоянии их оценивать.
Я ведь десять лет отслужила в космофлоте. И хотя нажимаю на то, что работала инженером, но всё же, на этой должности я пробыла всего восемь лет. А первые два года выбивалась наверх из десантуры, куда меня сослали за украденную ампулу с кофеином. А первые полгода воевала на передовой. Третья война против Земной империи, разгром дальних колоний, как правило, довольно богатых и довольно плохо защищённых из-за удалённости от метрополии. Города, превращающиеся в пыль под гравиплатформой. Ручьи крови по дорожному покрытию. Больницы, заваленные трупами с обезображивающими следами неизвестных землянам инфекций. Ядерный огонь, сжигающий форты. Лидеры антимилитаристов хотели казнить себе подобных? Пусть непосредственно поучаствуют в этом процессе, хотя бы в воображении. Рабле, расскажи, каково это — расстрелять из огнемёта убежище с полусотней маленьких человеческих особей дошкольного возраста, ведь дети — твоё слабое место? А если повторить пятнадцать раз? Нильсен, а ты много-много раз нажмёшь на кнопку детонатора ядерного заряда и посмотришь, как в ста метрах от тебя танцуют люди без кожи, слезшей от ожогов, а если не хватит, посгребаешь на улицах полуразложившуюся мертвечинку. Бульдозером. Ковальски, пораспыляешь химикаты над трассой, забитой беженцами, для тебя это как раз больной вопрос. У меня в памяти мно-ого интересных кадров, от которых поедет крыша у любого землянина XXI века.
А ты, Монтегю... Для тебя более специфический подарок. Почему-то мне кажется, что у тебя был брат или сестра. Вот пусть они умрут ещё раз. И ещё. И ещё. Ты будешь расстреливать, сжигать, вешать целые шеренги своей родни, пока твой истерзанный разум не свернётся в крендель, не в силах вырваться из одной и той же бесконечно повторяемой картины.
Смерть, амнезия — это слишком просто для вас четверых. Сойдите с ума.
И тут я чихаю. Варги-палки! Срок жизни синт-вируса на открытом воздухе — около сорока минут, и они ещё не истекли, когда я совершила свой сумасбродный прыжок из скафандра. Кажется, у меня начинается насморк...
====== Сцена семнадцатая. ======
Мы сидим в UNIT уже трое суток. Подземную базу мы за собой обрушили, пожар уничтожил главную лабораторию в Шарп Маунтин, спутники GPS приказали долго жить вместе с конкурентами в лице ГЛОНАСС и «Цин-Лун», но всё же надо вычислить и вычистить все упоминания об устройстве темпоральной сети. Слово «сопарабольки» исчезло из человеческого словаря, словно никогда и не существовало. Впрочем, теперь оно действительно никогда не существовало. Бывшие учёные разъехались по тихим палатам — кто с ретроградной амнезией, а кто с тяжёлым расстройством психики, на глазах превращающимся в беспросветную шизофрению. Я по глазам видела, что Доктор действительно глубоко сожалел о Джонатане. Возможно, из рыжего ирландского мальчишки вышел бы хороший спутник для Прихода Бури, по психотипу он на самом деле очень походил на других его друзей-приключенцев. Если бы Монтегю хоть на миг дал понять, что готов изменить свою точку зрения, мне бы его так просто не отдали. Но теперь он обречён вечно казнить дорогих людей, и никакое лечение не спасёт его из плена видений. И я рада, что всё получилось именно так. Создание угрозы для существования собственной расы должно караться по всей строгости закона. Я знаю, что на Сол-3 есть понятие «раскаявшийся грешник», но мне его не понять. Даже осознавая свою вину перед сородичами, я не рассчитываю на амнистию, и её не будет. И я бы не поняла и не приняла помилование Джонатана Монтегю. Доктор нас знает; возможно, в какой-то момент он даже делал выбор между мной и ним. И он сделал правильный выбор.