— Твои действия нерациональны. И если ты сам не можешь их систематизировать, то я буду это делать вместо тебя.
— Жизнь по графику, ать-два, — рычит он в ответ.
— Это позволяет определить самые логичные и рациональные пути для решения задачи.
— Меня ты в своё расписание не втиснешь!!!
— Я очень постараюсь, — усмехаюсь. — Пора прекратить этот неконструктивный разговор. Ты уже рассчитал устройство темпоральной защиты? Неси материалы, будем собирать.
— Не забудь добавить, «подчиняйся».
Ну, раз так настаивает...
— Подчиняйся.
Он разве что не сплёвывает и идёт вниз за деталями. Пойду-ка с ним, нет никакого смысла тащить всё барахло в консольную. И по старому договору, я не имею права находиться у пульта управления без Доктора, по расширенной версии — без кого-то третьего.
Через семь с половиной земных минут мы уже паяем платы по схеме, которую он вычертил мелком прямо на полу. Процесс небыстрый, ведь я хочу сделать своё устройство надёжным и качественным. Вот теперь, за нудной работой и когда мы выдохнули, можно попытаться осторожно порасспрашивать Доктора о том, что меня интересует.
— Расскажи, что без меня произошло.
— А можно не таким командным тоном? — морщится он снова. Напрягаюсь, как бы подлизаться. Вспоминаю этикет землян.
— Пожалуйста?..
Он бросает на меня короткий настороженный взгляд, приподняв сварочные очки. В этом воплощении он очень здорово изображает удивлённые глаза, прошлому лицу так не удавалось. Потом, помолчав ещё несколько мгновений, всё-таки размыкает рот:
— Да ничего особенного. Далеки несколько раз схлестнулись со всей вселенной, модернизировали под это дело вооружение и темпоральные двигатели, отработали тактику ведения войны в самых разных условиях, снялись все до одного из самых дальних колоний и пришли на Галлифрей. Тупо задавили живой массой: снесли защиту, вторглись на планету, устроили резню. В последний миг Галлифрей исчез буквально у них из-под ног, а армада уничтожила сама себя перекрёстным огнём. Кто не взорвался, того утянуло в вихрь следом за планетой и разрушило.
— Вихрь. Темпоральный или пространственный? — уточняю я, ювелирно продырявливая ультразвуком дырку под шуруп.
— Не всё ли равно, умная? — огрызается он, тыкая по текстолиту отвёрткой в сварочном режиме. — Тебе будет вполне достаточно знать, что кое-какие осколки повышвыривало в различных участках времени и пространства.
— Похищение Земли в 2009-м?
— Например. А... Стоп, откуда ты... Гм. Ох уж этот «Торчвуд».
— У UNIT тоже сохранился довольно объёмный отчёт об этом деле, несмотря на переписку истории. Давай договоримся — ты отвечаешь на мои вопросы полно, и я на твои вопросы тоже отвечаю полно. Но стараемся быть политкорректными, или передерёмся, а это неконструктивно. Ты тоже хотел у меня что-то спросить. Это будет честный обмен информацией. И если ты солжёшь — а я это замечу — я просто оставлю за собой право при случае так же солгать.
Он снова смотрит на меня поверх очков.
— Да, меня устраивает такое соглашение. В конце концов, ты на моём веку единственный представитель Чёрных далеков, готовый идти на контакт, и даже иногда ищешь компромиссы. Этим надо пользоваться.
— Мне просто не остаётся ничего иного. Любопытство и информационный голод — это пытка. Полагаю, ты это знаешь. Ведь ты и сам такой же.
— О’кей. Тогда мой вопрос. Объясни мне фишку с именами. Как они могли у вас появиться или сохраниться? Всегда думал, что имена есть только у Культа Скаро, и только потому, что они осмелились себе их взять для лучшего понимания других цивилизаций.
— Защитная дезинформация и такое свойство низших рас, как пустое додумывание, — отрезаю я. — Персональные имена — вещь такая же рациональная, как и персональные идентификационные шифры. Проблема в том, что нас очень много. Поправка, было очень много. Связь между отдалёнными колониями нестабильна, и двум разным далекам могли ошибочно присвоить одинаковые шифры. Наша система построена... была построена таким образом, что переменить шифр довольно сложно. Кроме того, слишком длинные номера могли частично теряться во время связи, это лишние проблемы с подключением к патвебу. Поэтому для сокращения шифра, чтобы не превышать длину одного трансляционного пакета, стали присоединять к нему ещё и резервный позывной, создаваемый компьютером автоматически при нумерации эмбриона. Сперва назначали только существительные, потом стали ставить по принципу существительное плюс прилагательное, потом ещё уточнять место активации. Так сложились персональные позывные, или, как говорят у вас, имена. Но поскольку это дополнительное уточнение к идентификационному шифру, запрашиваемое центром лишь в том случае, когда в системе оказались активными сразу два идентичных номера, мы и в быту ими пользуемся редко и в приватной обстановке. Могу определить этот род обращения как исключительно фамильярный. Публичное использование позывного — это оскорбление, приравнивание к низшим существам. А что до Культа Скаро, они были активированы ещё в те времена, когда присваивались односложные имена. Поскольку их психика и образ мышления искусственно нарушены, они автоматически считаются нечистокровными и выпадают из системы, не имея никаких прав в нашем обществе. Понятный тебе аналог — парии, неприкасаемые. Поэтому шифр им не положен, и они пользуются только дополнительными позывными.
— Вот тебе и на. Думал, у них прорыв в мозгу — а они просто изгои.
— Ошибка. Их никто не изгонял.
— Ладно-ладно, парии, неприкасаемые, рабы, созданные Императором.
— Это было рациональнее, чем продолжать использовать операторов из низших рас. Кроме того, пожертвовать собой ради благополучия родины — это почётно.
Взгляд Доктора делается задумчивым.
— Всё-таки ты слишком много рассуждаешь для младшего командира, — говорит.
А то! Иначе бы меня не приговорили к элиминированию.
— Теперь мой вопрос. Раз мы заговорили о Культе Скаро, то где и при каких обстоятельствах ты с ними встречался, и что за разгром «Торчвуда-1»? Если я правильно поняла, это взаимосвязанные вещи.
Доктор кривит рожу, но всё же принимается рассказывать про свои похождения в институте, а потом и на Манхэттене. По мере рассказа начинаю понимать, отчего он покривился — меня тоже кривит до тошноты. Это ж надо было додуматься, новый вид с интеллектом далеков и с какими-то паршивыми человеческими фантазиями! Скрещивание ежа и ужа даёт только метр бесполезной колючей проволоки. Правильно ребята истребили этих монстров, я бы на их месте тоже бы закрыла эксперимент, теми же эффективными методами. Какой гадостью далек Сэк занимался, бррр! Он всерьёз считал, что это — наилучшая перспектива сохранения и развития расы?! Да он был болен на весь мозг ещё больше, чем я!
— Ну и что ты об этом думаешь? — почему-то спрашивает Доктор, закончив рассказ.
— Меня тошнит, — искренне отзываюсь я и, заметив очень удивлённые глаза, продолжаю. — Это был плохой путь. Нерациональный. Некрасивый. Неэстетичный.
— О как. А далек Тэй говорил, у вас нет понятия «эстетика».
— При каких обстоятельствах? Приведи ситуацию дословно.
— Изволь. Он перебросился несколькими фразами с киберлюдьми. Те между делом сочли далеков неэстетичными, на что Тэй им и отрезал.
Улыбаюсь, несмотря на общее омерзение. Хищник, Хищник. Забыл, что далеки врут?
— В соответствии с положением о защитной дезинформации, мы не всегда озвучиваем всё, что думаем. Тэй хоть и из Культа, но всё же далек. Полагаю, полностью эта фраза прозвучала бы так: «Если вы находите эстетичными себя, то у далеков отсутствует концепция эстетики».
Доктора, как я и рассчитала, закатывает от хохота. Отсмеявшись, он говорит:
— Вот и я удивился. Ваша архитектура и техника, хоть и придерживаются кондового футуризма, всё же стильные и претендуют на какое-то подобие красоты, особенно далазарский ренессанс.
— Спасибо, — отвечаю я. Потому что это действительно приятно слышать. Сама обожаю этот стиль, в отличие от позднего имперского, в котором сейчас перестраивают Кааланн. Он какой-то грубый, тяжёлый и повёрнутый на самолюбовании до карикатурности. Не моё. Хорошо, что его город-сателлит Альтак, где я жила, ещё не скоро затронут переделками. Парящие в тумане башни намного привлекательнее, чем давящие столичные «градирни». Хотя... О чём я думаю, сейчас и Кааланна-то нет, даже в проекте, его начнут строить лет через пятьсот.