— Че-то вы говорите такое… Не понимаю я, — пробормотал парень, отводя взгляд.
— Сейчас поймешь. — Волин заговорил намеренно медленно: — Вы закрылись в одиннадцать, затем убрали зал, — не среди же объедков отмечать торжественную дату, сняли колонки и затащили стремянку в подсобку. Прибрались. Вы ведь прибрались?
— Ну? — Горлацкий смутился, отвел взгляд, из чего Волин сделал вывод, что он на верном пути.
— Сколько заняла у вас уборка? Минут пятнадцать?
— Это как минимум, — подал голос от дверей Зброев. Парень в смятении обернулся к нему. — А то и все двадцать, верно?
— Четверть часа, — промямлил Горлацкий.
— Четверть часа, — повторил Волин удовлетворенно. — По твоим показаниям, посиделки ваши дружеские закончились без десяти двенадцать…
— Раньше, — вновь подал голос майор, и Горлацкий был вынужден вновь повернуть голову. — Он сказал, без четверти.
— Допустим, без десяти, — махнул рукой Волин. — Итого, сидели вы минут тридцать — тридцать пять. Я правильно считаю?
— Ну, наверное… — Парень стушевался окончательно.
— Значит, правильно. А теперь давай посмотрим, сколько же вы съели-выпили? Ух ты! Что это? — в деланном удивлении всплеснул Волин руками и повертел головой, словно осматривал невидимый стол. — Что мы видим? Восемь пустых бутылок из-под водки по ноль семь литра каждая.
— Да еще семь литровых пакетов сока, — поддержал Зброев, понявший, куда клонит следователь. — Да тазик картошечки вареной с укропчиком.
— Да шесть кило шашлыка. А еще салатики, рыбка, колбаска, да то-се, которые «Вовчик натворил», — подхватил Волин. — И все за полчаса! Ну, Семен Петрович, горазды вы рубать, скажу я тебе.
— А чего? — с вызовом взглянул на него Горлацкий. — Ну и срубали. Свое ведь, не чужое.
— Да ели-то вы свое, — вздохнул Волин. — Только боюсь, что теперь придется тебе кушать чужое. Причем долго.
— Ага, — ухмыльнулся Зброев. — Годика два-три.
Майор откровенно блефовал, но откуда Горлацкому было это знать? Парень бледнел на глазах.
— Почему это? — насупился он.
— Ты, Семен Петрович, слышал когда-нибудь о статье триста седьмой УК Российской Федерации? Нет? Напрасно. Следовало бы поинтересоваться, прежде чем лапшу нам тут вешать. А статья эта, к твоему сведению, предусматривает уголовное наказание за лжесвидетельство. Плюс статья двести девяносто четвертая того же УК предусматривает уголовное наказание за воспрепятствование осуществлению правосудия в какой бы то ни было форме. Цитирую дословно: «В какой бы то ни было»! Смекаешь, Семен Петрович, к чему клоню? — Волин достал из кармана сигареты, неторопливо закурил. — Объясняю дальше. Цитирую ту же триста седьмую статью УК: «Лицо, добровольно заявившее о даче ложных показаний, освобождается от уголовной ответственности». Думай, Семен Петрович. Соображай. Тебе голова дана не только для того, чтобы в нее есть.
— Все равно не посадите, — не очень, впрочем, уверенно заявил Горлацкий.
— Ты прав, Сема. Аркадий Николаевич тебя не посадит, — посерьезнел Зброев. — Он у нас только особо сложными делами занимается, вроде преднамеренных убийств. Ты пойдешь по нашему ведомству. А вот я тебя посажу. Принципиально. Даю слово. Причем добьюсь, чтобы и тебе, и всей вашей разудалой гоп-компании впаяли по максимуму. Да, а перед тем как посадить, устрою следственный эксперимент на скорость поглощения продуктов питания. Водку с шашлыком не обещаю, а воду с ячневой кашей — вполне. И будете вы у меня, брат Сема, эту кашу жрать до тех пор, пока не начнете в названный тобой норматив укладываться, понял? Или пока ячка у вас из задницы не посыплется!
Сказано это было настолько серьезно и зло, что у «Семена Петровича» не возникло и тени сомнений в том, что из принципа Зброев способен отправить за решетку или укормить до смерти даже родную мать.
— Да ладно, ну че так сразу-то, — пробормотал Горлацкий. — Просто не хотелось ребят подводить…
— В чем подводить, Семен Петрович? — спросил Волин. Из его уст это «Семен Петрович» звучало не насмешнически, а вполне уважительно. — В чем ты не хотел их подводить?
— Ну, чтобы ваши их не дергали.
— Так, Семен Петрович, давай-ка по порядку. Расскажи нам, что вы видели. Только, — он предостерегающе поднял руку, — упаси тебя бог снова врать. Иначе, не ровен час, и правда придется ячку с водой кушать. Теперь рассказывай.
— Знач, так. — Парень старательно наморщил лоб, отчего бобрик встал дыбом. — Ночью, где-то без пяти двенадцать, Пашка Дольский пошел на улицу. Пос… То есть отлить.