— Вы так уверенно это говорите, — улыбнулся Русницкий.
— Просто есть кое-какой жизненный опыт. — Волин допил кофе. — Кстати, а что у нас с данными на Чернозерского и Татьяну Скобцову?
— Я отправил запрос, сказали, к завтрашнему дню, возможно, что-то проявится.
— Если они говорят «к завтрашнему», надо закладываться дня на три, — пробормотал Волин.
Их разговор прервал жесткий стук в дверь. По этому стуку, требовательному, решительному, несложно было предположить, КТО пришел.
— Похоже, господин Чернозерский пожаловал, — сказал негромко Волин.
Он хотел добавить «войдите», но не успел. Стучавший не стал дожидаться официального разрешения и вошел сам. Волин не ошибся. Это оказался Чернозерский. Председатель правления, он же и президент банка «Кредитный», пребывал в дурном расположении духа.
— Добрый вечер, — хмуро сказал Чернозерский. — Вы вроде просили подъехать?
— Просил, просил, — кивнул Волин. — Проходите, присаживайтесь.
Насчет «проходите» — это он явно опоздал. Чернозерский прошел сам, огляделся, плюхнулся на свободный стул. Тот самый, на котором не так давно сидел Скобцов. Волин несколько секунд разглядывал Чернозерского. Невысокий, плотно сбитый, непропорциональный, как кукла, сделанная неумелым кукольником. Стрижка короткая, отчего округлое, грубоватое лицо казалось еще круглее. Черты резкие, волевые. Дорогой костюм, пальто. На запястье массивные золотые часы на тяжелом браслете. Запонки, булавка для галстука. Все золотое, дорогое, лучшее. Сотовый телефон в кармане пиджака.
— У меня мало времени, — предупредил Чернозерский.
И совершенно зря. Волин давления не переносил. Особенно от подобных типов. Он неторопливо убрал со стола остатки трапезы, достал чистый бланк протокола, принялся заполнять, задавая общие вопросы. Имя, фамилия, отчество, год рождения, место прописки…
— Ну-с, начнем, пожалуй, — добавил Волин, когда необходимые графы были заполнены. Чернозерский стрельнул в него неприязненным взглядом. — Скажите, как давно вы знаете Андрея Даниловича Скобцова?
— Года полтора.
— Хороший сотрудник?
— Отличный, — раздраженно ответил Чернозерский. — Если бы Скобцов был плохим сотрудником, он не дорос бы до кресла моего зама. Временами у меня создавалось впечатление, что он намеренно старается казаться более неумелым, чем на самом деле.
— Вы хотите сказать, что иногда Андрей Данилович специально совершал ошибки?
— Именно это я и сказал. Совершал ошибки или не принимал решений, которые мог принять.
— Возможно, они просто не приходили ему в голову?
— Ничуть не бывало. Скобцов — уникум. Когда он бывал в ударе, то находил такие решения, что даже мне не приходили в голову. Изящные, невероятно умные и тонкие. Я еще ни разу в жизни не встречал человека, который умел бы просчитывать ситуацию так далеко, как он. Этот парень, мать его, — гений. Иногда мне даже казалось, что он более достоин кресла президента банка, чем я.
— Вот как? — Заявление Чернозерского удивило Волина: Подобное признание ему доводилось слышать впервые.
— Да. Но временами Скобцов был похож на школьника, совершенно не смыслящего в банковском деле. Вдруг становился вялым, инертным, апатичным. Даже подпись свою боялся поставить под уже заверенным договором. — Чернозерский вздохнул. — К сожалению, его комбинации приносили банку слишком много денег.
— Почему «к сожалению»?
Чернозерский криво усмехнулся.
— Если бы это было не так, я бы его выгнал давным-давно, и тогда… возможно тогда не случилось бы того, что случилось. Черт, не могу себе этого простить…
Он отвернулся, но Волин успел заметить блеснувшие на глазах Чернозерского слезы.
А еще успел подумать, что нарисованная Чернозерским картина подозрительно напоминает шизофрению с раздвоением личности. Одна личность — яркая, умная, цепкая; вторая — вялая, пассивная. Если так дело и обстояло, то интересно было бы выяснить, какая из этих личностей настоящая. Какой из Скобцовых сидел днем у него в кабинете?
Чернозерский прерывисто вздохнул. Так вздыхают люди, старающиеся сдержать рыдания. Он был достаточно сильным человеком. Ему понадобилось лишь несколько секунд на то, чтобы взять себя в руки. Когда Чернозерский повернулся, на глазах его не было слез, хотя лицо стало чуть более жестким.
— Я не знаю, что мне делать дальше, — пробормотал он. — Не знаю. Теперь, наверное, придется уходить из банка.
— Вопрос стоит настолько остро?
— Мой тесть не самый мягкий человек. Может быть, Леонид Леопольдович не вышвырнул бы меня после смерти дочери. Его правило: «Личное не должно смешиваться с бизнесом». Но вот потери денег он мне не простит, поскольку считает, что за поступки Скобцова должен отвечать я. Андрей ведь мой протеже.