- Ведь это не похоже на ложь.
- Нет, - Грэм уставился в свою чашку. Наконец он медленно сказал: - Спасибо. Я-я… Мне нравится быть с тобой, Уайетт. Ты мне небезразличен. Но я не чувствую того же, что и ты. Для меня слишком рано.
- Три года, - три года прошло со смерти Джейса. Я не хотел спорить, просто… Три года.
Жесткий серый взгляд Грэма впился в меня.
- Я не знаю, хватит ли мне десяти лет. Я все еще скучаю по нему. Каждый день. Каждый проклятый день я хочу, чтобы он вернулся.
Нельзя запустить отсчет времени для горя. Или для любви, если уж на то пошло.
- Все нормально. Я знаю. Ты рассказывал мне, что случилось.
Его плечи, будто приготовившиеся к драке, расслабились. Похоже, он не ожидал моего признания. Был готов, что я попытаюсь и изложу свои доводы. Прямо реплика Сэма Харриса. Я не могу заставить тебя полюбить меня, если ты этого не хочешь. Это я знал точно, хотя никогда никого не любил и никто не любил меня так, как Грэм Джейса. Нельзя осуждать кого-то за любовь к тебе.
С мучительной и нехарактерной для него нерешительностью он сказал:
- Если бы это… Если бы я был… Это был бы кто-то вроде тебя.
Кто-то вроде меня. Но не я. Конечно же, не я.
Забавно, но из всего, что он сказал мне этим утром, это ранило больнее всего.
- Конечно, - я улыбнулся ему, получилось, наверное, в лучшем случае вежливо. И проглотил остатки своего кофе.
О чем еще можно говорить после такого?
Мы доели завтрак и свернули лагерь.
*
Мне нравились походы. Но я их не любил. И хотел в выходные пойти в поход, только потому, что туда собирался Грэм, а мне хотелось быть с ним. Я предпочитал музеи, художественные галереи и поздний завтрак в «Метрополь Бакери». Грэму тоже все это нравилось, но не так сильно, как он наслаждался пешими прогулками, палатками и рыбалкой. Мы чередовали. Одни выходные мы занимались тем, что нравилось ему. И тогда в следующие была бы моя очередь выбирать.
Это работало какое-то время.
Я мог бы точно указать момент, когда между нами все изменилось. Мы встречались довольно регулярно. Мимолетно, но регулярно. И однажды в субботу днем мы готовили барбекю из лосося у него на веранде, и я сказал:
- Эй, ты не хочешь в следующую субботу съездить в дендрарий на Писгу? Там идет цветочно-музыкальный фестиваль.
Казалось бы безобидная вещь, но она подразумевала, что мы увидимся на следующих выходных. Ничего чрезмерного, потому что мы встречались почти на каждый уикенд, но я увидел, как эти слова закоротили Грэма. Уничтожили то хорошее настроение, в котором он пребывал последние два месяца.
Он ответил вежливо, неопределенно:
- Может быть. Мне, возможно, придется поработать. Я тебе позвоню.
Закончилось это тем, что в тот выходной ему пришлось работать. Я сказал, что очень жаль и что я поеду с друзьями. И поехал. И хотя я скучал по Грэму, у меня хватило мозгов не звонить ему, оставив следующий ход за ним. К моему облегчению, он позвонил в конце недели и мы договорились о планах на уикенд.
Но они прошли совсем не так, как обычно. Он начал меня отталкивать. Разными способами. Он не был злым, но часто не звонил, и у него постоянно не хватало времени увидеться со мной. Он был занят. Мы оба были заняты. Но я знал. Установившаяся в самом начале между нами легкая гармония исчезла. Мы по-прежнему неплохо ладили, нам было о чем поговорить при встрече, но я ощущал, как она понемногу рассеивается. Я чувствовал, что силюсь вернуть то, что между нами было, но чем больше стараюсь, тем дальше отдаляется Грэм.
И я никак не мог сообразить почему. Я понимал, что это связано с моим предложением чаще встречаться. Но что было не так с этим предложением?
Нет, может, дело в планах. Совместных планах.
Я не знаю. И никогда бы не узнал - вот в чем правда.
В течение двух месяцев все было хорошо. И от этого еще тяжелее. Все казалось правильным. Я был так уверен, что Грэм должен быть тем парнем, которого я полюблю. Что ж, он им и был. Но я ошибался, думая, что Грэм почувствует то же самое.
*
Рядом зажужжала пчела. Я отмахнулся от нее.
- Ты знаешь о синдроме разрушения пчелиных семей? - спросил Грэм.
Поскольку я был поглощен своими переживаниями, мне понадобилась пара секунд, чтобы сообразить, что он имеет в виду. Еще пару секунд заняло понимание того, что мы разговариваем. Так вот к чему все свелось? К обмену научными статьями?
- Ты говоришь про тот факт, что миллионы пчел по всей стране бесследно исчезают из ульев?
- Стране? Бери выше - по всему земному шару. И они не исчезают. Они умирают. От пестицидов. Уже почти не осталось диких пчел.
Да. На моей научной кафедре только старые данные. Кто-то должен был объяснить пчелам на лугу, что мы тут ходим. Я отмахнулся от еще одного пикирующего бомбардировщика.
- Я думал, что есть теория о паразитах?
- Может, это и возможно при определенной совокупности факторов, но основным причиной ослабления рабочих пчел являются пестициды.
- Ясно. Смысл в этом есть.
Теперь, когда у меня появилось время подумать, я понял, что, наверное, больше не увижу Грэма. Не после этой ночи. Это была последняя капля. Это только подтвердит то, что он чувствовал: я слишком привязался, слишком увлекся. А он изо всех сил избегал такого.
Грэм, должно быть, мыслил в том же направлении.
- Я увижу тебя еще?
Такая формулировка вопроса застала меня врасплох, хотя я постарался не показать своего удивления.
- Да. Почему нет? - я знал почему нет, но сказать это непринужденно показалось мне хорошей идеей.
- Я подумал, ты можешь решить, что тратишь свое время.
- Мне тоже нравится быть с тобой. Как это может быть тратой времени? - гордость почти заставила меня добавить что-то типа «я не тороплюсь остепениться», но факт был в том, что если был Грэм попросил, я переехал бы к нему в мгновение ока. Или попросил бы его жить со мной, если бы считал, что есть хотя бы один чертов шанс выманить его из стеклянной лисьей норы. И это уже открыто говорит о том, что мне нужно что-то более значимое, даже если это переселение.
- Если из-за меня тебе неудобно… - вместо этого сказал я.
- Мне не неудобно, - тут же сказал он.
Я подумал, что мы оба прозвучали вызывающе.
- Ладно. Замечательно, - я попытался представить нас вместе после того, как мы простимся сегодня. И не смог этого увидеть… Как мне бы этого ни хотелось.
Это выглядело, будто я цепляюсь за обломки? Что не могу отпустить? Но ведь это правда, ведь так? Мне казалось, что хоть какая-нибудь частичка Грэма все же лучше, чем ничего. Где была моя гордость? Или легкомысленная гордыня говорила за меня? Эй, нет проблем! Вы хотите быть друзьями. Я могу это включать и выключать.
Кого я пытаюсь обмануть? Не делаю ли я себе только хуже, пытаясь его удержать?
Конечно же, делаю.
Полный разрыв был бы наилучшим выходом.
Но одна только мысль о том, чтобы больше не видеться с ним… Никогда не слышать его голос, его смех. Никогда не обнять его снова. И никогда не почувствовать его объятий.
Я еще не был готов встретиться с этим лицом к лицу. Просто не мог.
Золотарник расступился, и мы шагали по лугу по пояс в «черноглазых Сьюзан» и иерусалимских подсолнухах.
Не ждать больше пятничного вечера… Даже не волноваться, что он может все отменить, не волноваться, что каждое свидание может стать последним, тонуть в осознании того, что мы не становимся ближе.